Венедикт Ерофеев: Вальпургиева ночь, или Шаги Командора

Алеха. Пум-пум-пум-пум!

Представление начинается. В нем принимают участие все, дажекомсорг Пашка Еремин: где только он успел нализаться,непонятно, ведь ему было отказано даже в граммулечке.

Вова.

Михалыч.

Коля.

Алеха(прерывает его).

Прохоров.

Это, разумеется, выпад в сторону Михалыча, который в это самоевремя пробует, как сенсансовская плисецкая лебедь, делатьручками фокусы-покусы.

Витя со всем своим пузом вступает в пляс, повязав наволочкувместо косынки.

Алеха(подтанцовывает к Вите).

Витя(не без кокетства).

Гуревич между тем с тревогой всматривается в полусонногоХохулю. Очень заметно, как тот, и выпив-то всего-навсегограммов сто пятнадцать, клонится к закату.

Гуревич(подходит к нему, тормошит). Хохуля! Для оживления психеи хочешь еще немножко дернуть? Ты меня слышишь?… Не слышит… Передаю по буквам. Хохуля… дернуть… Д – Движение неприсоединения, Дуайт Эйзенхауэр, Девичьи грезы, Дивные бедра, День поминовения усопших… "Д". Следующая – "Е"… Только вот как передать ему "E"?… Подлец Карамзин – придумал же такую букву! Здесь у Кирилла и Мефодия были уже и В, и Х, и Ж… Так нет же, эстету Карамзину этого показалось мало… Стоп, ребятишки!!! – Хохуля не дышит!…

Одни обступают мертвеца, другие продолжают беззаботное буйство.

Прохоров. Вот к чему приводит лечение электрошоком! Вот вам блестящее подтверждение несостоятельности нашей медицины!

Стасик становится у трупа, оттянув подбородок, в позестерегущего Мавзолей.

Гуревич. Ничего. Ничего неожиданного. Следует вполне полагать на судьбу и твердо веровать, что самое скверное еще впереди.

Прохоров(добавляет). Рене Декарт. И да не будет никто омрачен! Мы отмечаем сегодня вальпургиево празднество силы, красоты и грации! Ха-ха! Танцуют все! Белый танец! Алеха!

Алеха.

Витя(под Кальмана, играя пузенью).

Гуревич. Взлеты и провалы династий, Распятие и Воскресение, варфоломеевские ночи и волочаевские дни, – все это, в конечном счете, только для того, чтобы комсорг Еремин мог беззаветно плясать казачок… Нет, тут что-то не так… Подойди, Сережа, я тебе еще чуточек налью…

Сережа, перекрестившись, выпивает.

Гуревич. А Вова? Где Вова? Что с Вовой?

Вова сидит в постели, затылком опершись о подоконник, бездвижения и почему-то с совершенно открытым ртом.

Поди– ка, взгляни, Прохоров, что с ним?

Прохоров. Дышит! Вовочка дышит! (Напевает ему из Грига)

Вова не откликается ни звуком. Рот по-прежнему открыт. Аголовку его уже обдувает Господь.