Чак Паланик - Удушие

Боже, как я люблю взаимную зависимость.

В забегаловке Гвен поднимает на колени сумочку и роется внутри.

– Вот, – объявляет она, разворачивая ксерокопию списка подробностей, которыми она хочет дополнить дело. Вверху списка сказано:

“Изнасилование – дело власти. Это не романтика. Не надо заниматься со мной любовью. Не надо целовать меня в губы. Не рассчитывай на зажимания после акта. Не проси сходить в мой туалет”.

Этим вечером понедельника, в её спальне, прижимаясь ко мне голой, она просит:

– Ударь меня, – говорит. – Только не слишком сильно и не слишком легко. Ударь с такой силой, чтобы я кончила.

Одной из рук я держу её руку заведенной за спину. Она трётся по мне задницей, и у неё резкое загорелое тельце, не считая лица, сильно бледного и навощённого от избытка увлажнителя. В зеркальной двери шкафа мне видно её спереди, с моей рожей, заглядывающей ей через плечо. Её волосы и пот скапливаются в щели между её спиной и прижавшейся к ней моей грудью. Кожа её пахнет горячим пластиком от солярия. В другой руке у меня нож, поэтому интересуюсь – она хочет, чтобы я ударил её ножом?

– Нет, – возражает она. – Это называется колоть. Бить кого-то ножом называется колоть, – говорит. – Положи нож и давай просто ладонью.

Ну, и я пытаюсь выкинуть нож.

А Гвен останавливает:

– На кровать – нельзя .

Ну и я бросаю нож на комод, и поднимаю руку, готовя шлепок. Со спины это делать очень неудобно.

А она предупреждает:

– Только не по лицу.

Ну, опускаю руку пониже.

А она говорит:

– И не бей по груди, если не собираешься вызвать у меня комки.

См. также: Пузырный мастит.

Предлагает:

– Как насчёт того, что ты возьмёшь и ударишь меня по заднице?

А я спрашиваю – как насчёт того, что она возьмёт и заткнётся, и даст мне насиловать её как я хочу.

А Гвен отвечает:

– Если ты так относишься, то можешь смело вытаскивать свой мелкий член и проваливать домой.

Поскольку она только что вышла из ванной, шерсть у неё мягкая и пушистая, а не приглажена так, как когда первый раз стаскиваешь с женщины нижнее бельё. Моя свободная рука пробирается у неё между ног, а она наощупь ненастоящая: резиновая и пластиковая. Слишком гладкая. Немного скользкая.

Спрашиваю:

– Что с твоим влагалищем?

Гвен смотрит на себя вниз и отзывается:

– Что? – говорит. – Ах, это. “Фемидом”, женский презерватив. Это так торчат края. Я же не хочу, чтобы ты меня чем-нибудь заразил.

Моё личное мнение, говорю, но мне казалось, что изнасилование – штука более спонтанная, ну, вроде – преступление страсти.

– Это показывает, что ты ни хрена не знаешь, как надо насиловать, – отвечает она. – Хороший насильник тщательно планирует своё преступление. Он выполняет каждую мелочь, как ритуал. Всё должно выйти почти как религиозная церемония.

То, что здесь происходит, утверждает Гвен – священно.

В забегаловке при книжном магазинчике, она передала мне листок с ксерокопией и спросила:

– Ты согласишься на все эти условия?

Листок заявлял – “Не спрашивай, где я работаю” .

Не спрашивай, больно ли мне.

Не кури в моём доме.

Не рассчитывай остаться на ночь”.

Листок гласит – “Надёжное слово – ПУДЕЛЬ” .

Спрашиваю – что значит “надёжное слово” ?

– Если обстановка слишком накалится, или перестанет нравиться кому-то из нас – говоришь “пудель”, и дело прекращается.

Спрашиваю – кончать-то хоть можно?

– Если оно для тебя так уж важно, – отвечает она.

Тогда говорю – ладно, где расписаться?

Все эти жалкие бабы-сексоголички. Как они, чёрт их дери, любят хер.

Без одежды она выглядит немного костлявой. Кожа у неё горячая и мокрая наощупь, будто при желании можно выжать мыльную воду. Ноги у неё такие тонкие, что не соприкасаются до самой задницы. Её маленькие плоские груди словно обтягивают грудную клетку. Всё ещё держу её руку завёрнутой за спину, разглядываю нас в зеркальную дверцу шкафа, – а у неё длинная шея и покатые плечи, в форме винной бутылки.

– Хватит, пожалуйста, – просит она. – Мне больно. Пожалуйста, я отдам тебе деньги.

Спрашиваю – сколько?

– Хватит, пожалуйста, – повторяет она. – Или я закричу.

Тут я бросаю её руку и отступаю.

– Не кричи, – прошу. – Только не кричи.

Гвен вздыхает, потом тянется и толкает меня в грудь.

– Придурок! – орёт она. – Я не говорила “пудель”.

Прямо сексуальный эквивалент “Я в домике”.

Она снова впутывается в мою хватку. Потом тянет нас к полотенцу и командует: