Владимир Сорокин - Сердца четырех

– Да, да, пойдемте, сейчас… – док прошел по коридору, отпер ключом дверь столярной мастерской, вошел, включил свет.

Ребров, Штаубе, Ольга и Сережа вошли за ним. Коля привел пошатывающуюся проводницу и стал быстро раздевать ее.

– Сейчас, сейчас, – док успокаивающе кивнул Реброву, взял ремень и стянул голые локти девушки у нее за спиной.

Девушка вскрикнула.

– Не бойсь, больно не будет, – Коля расстегнул ее черную юбку.

– Я беременна! – заплакала девушка.

– То-то я смотрю, живот… – Коля дернул юбку.

– У меня мать больная, ребята, отец инвалид! Вы меня отпустите?

– Отпустим, – кивнул док, роясь в инструментах.

– Ваш… этот сказал – поебем и отпустим, а ребенка не заденем… ребята, я денег пришлю! – зарыдала она.

– Поебем и отпустим, это точно. Ребенка не заденем. Это я гарантирую. Давай, – док подошел к столярному станку.

Коля подволок голую девушку, они быстро зажали ее голову в деревянный тиски. Она громко закричала.

– Да не бойсь ты, не больно ведь, – Коля слегка ослабил зажим.

Док приложил к затылку девушки электрорубанок, включил.

Девушка завизжала. На пол посыпалась костная стружка.

– Все, все, – он выключил рубанок, осмотрел отверстие в затылке и стал расстегивать брюки. Девушка визжала, кровь тонкой струйкой протекла по ее спине.

Док приспустил брюки, стянул трусы и направил свой напрягшийся член в отверстие:

– Милая…

Член вошел в череп девушки, выдавив часть мозга. Девушка замычала, засучила голыми ногами.

– Милая, милая, милая, – док задвигался, облокотившись на станок. Девушка мычала. Кровь и мозговое вещество стекали по спине. Ноги ее судорожно задергались, в промежности показалась кровь, она выпустила газы.

– Милая, милая, ми-и-ила-а-ая, – застонал док, прижимаясь лицом к станку.

– Мы ебем наверняка, – улыбнулся Коля, перебирая инструменты. Док громко застонал и замер. Девушка молча дергалась. Док приподнялся, член его с чмокающим звуком вышел из черепа. Он подошел к табуретке, на которой стояла кастрюля.

Коля подал ему обмылок и скупо полил воды из бутылки.

– Ой, ой… – вздохнул док, неторопливо обмывая член.

– Птичьи гнезда! – засмеялся Коля.

– Пухначев и Мензелинцев! – выкрикнул Ребров, теряя терпение. Пух-на-чев! Мен-зе-лин-цев!

– Который раз вы это повторяете? – усмехнулся док.

– Любезный, мы что вам – бедные родственники?! – дернулся, Штаубе. – Попрошайки?! Я вам в отцы гожусь!

– Мы уже час потеряли!

– Вам все равно до рассвета ждать придется, – док вытер член поданньм Колей полотенцем. – Ночью к ангарам не пройти.

– А с фонарями? – спросил Ребров.

– Костей не соберете. Там все на соплях, все валится.

– А как же… какого хуя мы надрывались?! – воскликнул Штаубе.

– Не надо при мне выражаться, – поморщился док, застегивая штаны. – Грудь у вас?

– У нас.

– Покажите.

Ребров открыл «дипломат», вынул пакет с частью груди Леонтьева, протянул доку. Док развязал пакет, посмотрел.

– Так. Шрамик, волосики, сосочек. Под Новый год лично целовал… Коль, это вместе с чувихой – наверх.

Он бросил пакет на пол. Коля разжал тиски станка, труп повалился на пол.

– Еще б чуть-чуть и родила! – Коля подмигнул Ольге и развел ноги трупа. В окровавленных гениталиях виднелась головка ребенка.

– Где промежуточный? – док вышел в коридор.

– Вон там, – Ребров двинулся за ним. Возле комнаты Скобы ползали Марик и Витя. Из открытой двери доносился плач Толяпы.

– Сюда, – док поднял промежуточный, вошел в комнату связи и поставил ящик на стол. – Ой, ну и махина…

– Больненько… больничко… – плакал Толяпа.

– Открывайте, – док отпер несгораемый шкаф.

Ребров открыл промежуточный. В дверь вползли Марик и Витя. Док вынул из шкафа блит и патрон, стал свинчивать.

– Господи, – пробормотал Штаубе, – а я думал… господи!

Ребров повернул рычаг поперечной подачи, сдвинул гнек на 3, перевел рейку на 2. Марик поцеловал сапог-дока.

– Пшел, – док отпихнул его сапогом.

– Больнаааа! Боольнааа! – закричал Толяпа.

– Заприте дверь, – пробормотал док, подходя и склоняясь над промежуточным.

Ольга заперла дверь. Док вставил блит в осевое гнездо, стал осторожно поворачивать. Ребров тронул рычаг продольной подачи. Гнек завращался, блит стал погружаться в гнездо.

– И без всякой электроники, – усмехнулся док, – только не форсируйте.

– Как же! – радостно бормотал Ребров, – 6, а потом 8 и на параклит.

Марик подполз к доку и поцеловал его сапог. Ребров перевел подачу на 6.