Ричард Старк - Дамочка, что надо

– Что-то ты очень медленно, парень, – сказал Болтун. – Я уже начинаю жалеть, что не согласился на окно.

– Я давно не практиковался, – сказал ему Грофилд. Он чувствовал, как на лбу выступает испарина и пот стекает по спине и по груди. Дрожь распространилась от пальцев на руки, от натуги у Грофилда закружилась голова.

– Позвольте мне помочь ему, – вызвалась девушка.

– Валяйте.

Она застегнула ему сорочку, надела туфли и завязала шнурки, сунула руки в рукава пиджака и набросила галстук на шею.

– Ну вот, – сказала она. – Вы красавчик.

– Но в полночь я должен покинуть бал, так? Иначе вся эта одежда превратится в горностаевый мех и шелк. – Он испытывал необыкновенную легкость, будто накачавшийся наркотиками правитель какого-то карпатского герцогства. В голове звучала музыка, какая-то немыслимая смесь Берга и Дебюсси. Одежда казалась увесистой и вполне могла сойти за облачение принца с пристегнутой к поясу шпагой.

– Идем, – сказал Болтун и взял Грофилда под локоть, причем довольно грубо.

Грофилд глубоко сожалел о своем состоянии. Он попал в переплет, ужасный переплет, ни причин, ни смысла которого понять не мог. Сейчас бы ему быть здоровым и начеку, но вместо этого он в полуобморочном состоянии и ничего не соображает, балансируя на краю могилы в окружении горилл, которые в любое время могут столкнуть его туда, стоит им только захотеть. Теперь, когда Грофилд стоял стоймя, шел, шевелился, он гораздо острее отдавал себе отчет в собственной слабости и уязвимости, чем когда удобно лежал в постели.

Сейчас его вели к двери, и вдруг одна мысль четко и ясно прорезалась в голове, и он сказал:

– Мой чемодан.

Грофилд повернулся было к нему, но его по-прежнему тащили прочь.

– Он тебе не понадобится. Ты сможешь за ним вернуться.

Вон он, лежит в изножье кровати. Он был закрыт, но не заперт.

Грофилд услышал, как девушка сказала:

– Я могу понести его.

Это ему понравилось, но тут Болтун сказал:

– Я ведь говорил: чемодан ему не пригодится. Он останется тут, чтобы горничная видела, что жилец не съехал. В субботу он сможет за ним вернуться.

– Ты подонок, – сказала девушка, и даже в полуобморочном состоянии Грофилд понял, что ее ужалило слово «суббота» и что его произнесли именно для того, чтобы уязвить девушку. Стало быть, как он и предполагал, в пятницу ей и впрямь надо где-то быть. В Акапулько? Возможно.

Болтун бубнил у него над ухом:

– Ну на кой он тебе, а? Твою зубную щетку мы уже взяли из ванной, а ты все равно будешь лежать, в постели, так не все ли тебе равно?

Грофилду достало ума кивнуть.

– Это не имеет значения, – сказал он, и его вывели из комнаты, а чемодан остался.

Простите, – сказала она.

– Простите? – удивился он. – За что? В чем вы раскаиваетесь?

– Вы сердитесь на меня, – сказала она.

– Дайте еще сигарету, – попросил Грофилд. Свои «Деликадос» он оставил внизу.

Они находились в номере прямо над его прежней комнатой. Головорезы сняли «люкс» из трех спален, и эта комната располагалась посередине. Дверь в коридор запиралась на два замка, и ключа не было, поэтому они могли ходить только по смежным комнатам.

Разумеется, оставалась возможность выбраться в окно, но громилы забрали все постельное белье и ремень Грофилда и даже сняли шторы. А больше веревки не из чего было связать, так что и путешествий из окна впредь не предвиделось.

Сейчас Грофилд и Эллен Мэри были одни. Грофилд полулежал на голом матраце, девушка в нервном возбуждении мерила шагами комнату. Их привели сюда пять минут назад и оставили одних, и до сих пор они не обменялись ни единым словом. Учитывая состояние Грофилда, молчание могло продолжаться вечно.

Но девушке непременно надо было что-нибудь сказать. Например, такие приятные и полезные слова, как «простите». Ей хотелось как-то загладить свою вину: когда Грофилд попросил у нее сигарету, она прикурила ее сама, прежде чем протянуть ему. На фильтре остался легкий след от помады. Она остановилась у кровати, прикурила вторую сигарету для себя и сказала:

– Мне жаль, что… ( Грофилд быстро перебил ее:

– Насколько я понимаю, единственная причина, по которой ваши дружки оставили нас одних, заключается в их желании послушать, о чем мы будем говорить.

Она вытаращила глаза и посмотрела на одну из боковых дверей.

– Вы думаете? Но зачем?

– Чтобы выяснить, каким боком я тут замешан, были ли мы знакомы прежде. Теперь вы готовы рассказать мне правду?