Павел Муратов - Богиня

Со всех сторон до меня доходили теперь разнообразные о ней басни. Черты действительности переплетались в них с самыми чудовищными выдумками. Говорили, что она разоряла старого барона В., заставляя его содержать для нее кокетливый маленький дом в модном предместье и выезд, запряженный вороными лошадьми с белой во лбу отметиной. Уверяли, что она поддерживала на деньги своего покровителя несколько молодых любовников. Влияния ее приписывали магнетической силе и ее экстазы — действию наркотических средств. Находились свидетели ее разгула и обличители ее мошеннических проделок. Проигравшиеся игроки клялись, что она продавала им фальшивый шанс карт, и обманутые мужья, что она развращала их жен в секретных сборищах.

Выслушивая эти россказни, я молчал и пожимал плечами. Злоба и глупость ближних давно уже перестали удивлять меня. Меня тревожило, однако, желание знать полную истину, которой я, новый гость круга барона В. и недавний знакомый его богини, далеко не обладал. Однажды я проводил вечер в морском казино. Первый секретарь губернатора, мой друг со школьной скамьи, подсел к моему столику. Он рассказал мне о возложенном на него деликатном поручении устроить насильственный выезд той, о которой в последнее время говорил весь город. Я больше не выдержал и разразился негодованием. Я порицал близорукость властей, низость толпы, именующей себя высшим обществом, зависть священников, невежественность филистеров, лицемерие добродетельных женщин и притворство благородных отцов семейства. Я защищал, оправдывал, превозносил ту, которую видел умеющей быть на короткое время властительницей наших душ, вестницей неумерших божеств, жрицей вечных тайн природы. Не прерывая, мой собеседник слушал меня; время от времени на губах его появлялась скептическая улыбка. По его словам, ни он, ни я не могли здесь больше помочь. Во многом готов он был согласиться со мной, но ему были известны и некоторые обстоятельства, мешавшие отнестись к моим мнениям с полным доверием. Он предложил мне сопровождать его в тот же вечер, пообещав зрелище, которое могло бы рассеять многие из моих заблуждений.

Была темная ночь, когда мы спустились с ярко освещенных террас казино. Улицы были пустынны, мы поднимались к предместью, расположившемуся в первых складках горы. Дорогой мой спутник рассказал мне о своем утреннем визите. В маленьком доме, укрывшемся в глубине густого сада, он был принят после долгого ожидания у запертой двери. Мальчик с бледным лицом, напоминающий тех, которые служат в церковном хоре, открыл наконец ему, выглядывая с испугом. Секретарь губернатора был принят холодно и почти враждебно в комнате с закрытыми ставнями, с полами, устланными шелковистыми, странно раскрашенными циновками, с душистым запахом всюду расставленных цветов. Стоя на ногах, он принужден был изложить свое поручение. Он пустил в ход всю тонкость дипломата и вкрадчивость светского человека. Без всяких возражений, впрочем, он получил согласие на тайный от всех отъезд, завтра, с ранним утренним поездом, в сопровождении лишь одного жандарма, готового исполнить роль слуги. Мы стояли теперь перед оградой густого сада. Мы смутно различали свет единственного освещенного окна в маленьком доме. Мой спутник предложил мне ждать, укрывшись в тени ворот на противоположной стороне улицы. Спустя некоторое время свет в доме погас, послышался стук дверей, мы удвоили внимание. Легкая фигура, слившаяся своим черным платьем с темнотой ночи, скользнула вдоль ограды; мы осторожно последовали за ней. Мы шли быстро, улица спускалась вниз, мы возвращались в город. Мы миновали перекресток, где я недавно встречал в открытой коляске, запряженной вороными с белой звездой лошадьми, ту, которая теперь, сама не зная того, вела нас вперед, не оглядываясь.

Мы пересекли квартал торговли и удовольствий и углубились в сеть подозрительных улиц порта. Уверенно наша невольная путеводительница поворачивала то вправо, то влево. Она остановилась внезапно перед пользующейся двусмысленной славой гостиницей, в которой останавливались игроки соседних притонов и артисты ярмарочного цирка. В нижнем этаже еще было освещено болезненным светом излюбленное их кафе, украшенное заставленным разноцветными бутылками прилавком. Было поздно, столики уже опустели. Только у одного сидел, сняв шляпу, открыв коротко остриженную крепкую голову, сжимая рукой камышовую трость, посетитель в глубокой рассеянности. Мой спутник кивнул мне: та, кого мы сопровождали, после недолгого колебания вошла в кафе.