Павел Муратов: Собеседник

О странностях лорда Эльмора можно было бы написать целые тома. Юношей прислушивался он к полетам эльфов и фей среди окутанных вечною дымкой рощ родового Вобернского аббатства. В видениях, посещавших его тогда, преобладали восточные джинны и пери; ужасный африт нарушал и дои раз его сны, боясь переступить, однако, обведенную вокруг кровати черту заклинаний. Молодой лорд Эльмор отдыхал на следующее утро от этих ночных кошмаров в своем излюбленном павильоне парка. Прислонившись к его колоннам, он слагал туманные и меланхолические стихи или рассеянно касался рукой струн маленькой арфы.

Он был неимоверно богат и необыкновенно красив. Ему принадлежали отдельные тропические острова с табачными и сахарными плантациями и целые города в старой Англии, с серыми готическими соборами и унылыми рядами закопченных труб. Наружность его была примечательна, черты лица отличались редкой гармонией. Нежность щек сочеталась с гордостью высокого лба и тонкостью умеренного носа. Синие глаза обладали способностью то прозрачно голубеть, то мерцать темным огнем. Золотистые волосы вились естественными и крупными волнами. Фигура правильностью своих частей была бы достойна любого из Аполлонов античной Греции. Лорд Эльмор знал это обстоятельство, и оно как раз послужило поводом для резкой шутки, находившейся в некотором противоречии с возвышенностью его юношеских мечтаний и замкнутостью образа жизни.

Очевидно, возраст в конце концов взял свое, потому что молодой лорд уступил однажды убеждениям сверстников и принял участие в их дерзкой выходке. Когда на торжественном приеме в аббатстве распахнулась дверь галереи статуй, изумленные великосветские гости увидели на пьедестале, вместо вывезенного из Италии классического бога, живого Эльмора, сжимающего традиционный лук и еле прикрытого в совершенной своей наготе одним только легоньким поясом. Старые дамы попадали в обморок, тогда как иной краснолицый деревенский джентльмен не мог сдержать свой откровенный смех. Смятение сделалось полным; оно грозило оставить по себе слишком прочную память. Ввиду чего, повинуясь настоянию старших, молодой лорд незамедлительно отправился на континент.

Лорд Эльмор путешествовал. Его сопровождал в качестве ментора немецкий профессор, преподававший ему начала философии, в соперничестве с итальянским маэстро, развивавшим его музыкальный талант. Молодой мечтатель и духовидец, ступив ногой на чужеземные берега, оказался снедаем вдруг жаждой всех любопытств и лихорадкой всех действий. Лорд Эльмор спешил броситься с головой в разнообразный опыт жизни. Ему недостаточно было явиться слушателем ораторий и фуг, и он успокоился лишь тогда, когда сам, неузнаваемый, исполнил роль органиста в капелле рейнского маркграфа. Увлекшись театром, немедленно пристал он, приводя в ужас наставника, к труппе странствующих актеров, где с успехом играл мрачных убийц и нежных любовников. Понадобились значительные усилия, чтобы удержать его после того от вступления в орден трапистов и добровольного заточения в монастырь.

Легче, чем что-либо другое, молодой Эльмор изведал шанс карт и любовь женщин. Наслаждения не привлекали его, однако, если не были соединены с опасностью. Знаменитая венецианская куртизанка видела его равнодушным своим завсегдатаем до тех пор, пока ему не пришла в голову странная мысль поступить к ней привратником. С британской смелостью спускал лорд Эльмор с лестницы ее пьяных гостей, рискуя получить в пылу национального бокса коварный удар ножа или презрительный укол шпаги. Когда эти подвиги ему надоели, он сел на корабль и отправился на восток. Давно растерял он первых своих спутников — философов заболел от вечного за него страха, и музыкант лишился памяти от выпитого вместе с ним вина.

Слуга-француз один сопровождал его, явившись неизвестно откуда, чтобы более не разлучаться с ним.

Огюст обладал исключительно полезными знаниями и разнообразными, необходимыми способностями. Он мог быть лакеем, горничной, конюхом, поваром, наперсником в любви и помощником в драке. Его безбровое круглое лицо отличалось мимикой итальянского арлекина и гримасой английского клоуна. Он был серьезен до того, что при одном взгляде на него можно было умереть со смеху, и молчалив в такой степени, что довел бы немого до болтовни. Лорд Эльмор не желал лучшего, чем он, собеседника. Он рассуждал при нем вслух, если только не обращался к нему на языке жестов. Огюст принимал от него палочные удары и пинки ногой, чтобы раздать их сейчас же другим. Он охотно расплачивался за все ошибки, уверенный, что смеет извлечь из них выгоду либо удовольствие.