Леонид Жуховицкий - Женщина до весны

Вроде бы, и ее полагалось спросить про то же, но Батраков не стал. Не хотел ничего знать — не боялся, просто нужды не было. Если жизнь вдвоем получится, пускай начнется с нуля, с сегодняшнего дня.

— А хороших сколько? — это уже без усмешки.

— По-своему, все ничего, — сказал он, — но по-настоящему — одна.

— Где же она?

— Умерла. Замерзла. Там, в Читинской области, как раз когда я шоферил.

Марина приподнялась на локте:

— Это как же?

— Пила она. При мне держалась, не давал. А тут уехал на два дня, она и отвела душу. В своем дворе замерзла, десять шагов до двери. Приехал утром, а она…

— С чего пила-то?

— Не знаю. Она на восемь лет старше была, мне уже пьющей досталась… Ты-то не пьешь?

Она ответила шуткой, видно, уже привычной:

— Мы с Аллой Константиновной как солдаты — не напрашиваемся, но и не отказываемся.

— Теперь будешь отказываться, — не жестко, но твердо пообещал Батраков. И смягчил: — Ее потерял — тебя не потеряю.

Он понимал, что берет лишнее, что никаких прав на Марину у него пока что нет, может, никогда и не будет. Но об этой вещи хотел договориться сразу. Потому что самое жуткое, что он в своей жизни видел, было обнаженное стылое тело любимой женщины, никак не желающей оживать…

— Ты же меня не знаешь, — необидно укорила она.

— Что надо, знаю.

— Стасик, — сказала она. Вздохнула и повторила: — Стасик.

На сей раз это ему не понравилось.

— Батраков моя фамилия, шесть специальностей, четыре сотни в месяц. Понадобится, могу и больше.

— А зачем тебе столько?

— Чтобы жить.

— Со мной, что ли?

— Наконец-то догадалась.

Марина полезла ласкаться:

— Вот дурачок! Замуж, что ли, зовешь?

Батракову бабские фортели надоели, и он сказал:

— Значит, так, пойдешь или нет?

— Да, конечно, пойду, — отозвалась Марина, — думаешь, таких дурачков много? Да я за тобой куда хошь пойду. Только не выгоняй до марта, дай перезимовать.

— Перезимуешь, — пообещал Батраков и решил: — Завтра у меня тут дела, послезавтра тоже. А в пятницу поедем домой.

— Куда — домой?

— Где теперь твой дом?

— Где мужик.

— Наконец-то стала соображать, — похвалил он и улыбнулся, — давай и дальше так.

— У меня ж ни паспорта, ни трудовой…

— Это не проблема. И вообще запомни — больше у нас с тобой проблем нет.

Это он, конечно, погорячился — проблемы были, много проблем. В том числе и одна, им упущенная.

— А как же с Аллой Константиновной? — спросила Марина.

Он растерялся, но потом вспомнил:

— Так она же вроде к бабке собиралась.

— Она же со мной собиралась… Видишь, как некрасиво: гуляли вместе, а как мужик порядочный, так мне.

— Ну и она найдет. — предположил Батраков без большой уверенности.

— Где найдет! — отмахнулась Марина. — Стасики стаями не ходят.

Батраков развел руками:

— А чего же делать? Мусульманства у нас на любимой родине нет.

— Единственная моя настоящая подруга.

— Ну хочешь, я ей скажу?

— Не надо. Сама.

Она накинула ночнуху и пошла в соседнюю комнату. Не возвращалась долго, видно, проблема оказалась не из простых. Но Батраков о ней не думал, ему, как быстро выяснилось, и своих проблем хватало.

Самая первая — в пятницу предстояло везти Марину домой, а дома у Батракова, по сути, не было. Дом записан на мать, и хозяйка — мать. Конечно, и у него права есть, но не судиться же. Когда-то он мать очень любил, и отца любил, и дом, еще тот, старый, кособокий, но от этого тем более родной, с чуланом и низким чердаком, по которому можно было только ползать, даже ему, тогда семилетнему, негде было подняться в рост. Жили хорошо и весело, ходили с отцом по грибы, держали умную и хитрую дворнягу. Стасиком он никогда не был, а вот Славиком был — именно в те времена…

Потом отец уехал на полгода, с весны до зимы, вернулся гордый, с деньгами. Через неделю пришли плотники, двое, и вместе с отцом стали рядом с домом строить новый. Работали быстро, с каждым днем наращивая сруб. И мать помогала, и он, Славик, паклю подавал.

Тогда он не понял, почему все разом вдруг взорвалось и развалилось, потом уж объяснили добрые люди. А запомнилось — ночь, густой, злобный крик отца, звон, стук двери, странный, шепотом, вопль матери… Вроде утихло, и он уснул. Утром спросил, где мать. Отец сказал, что уехала в гости, а на сколько, будет видно.

Мать гостила долго, года четыре. Сперва изредка наведывалась, ловила у школы, целовала, кормила вкусным, но с собой не звала. Потом приехала толстая, сказала, что все лето будет занята. И больше не приезжала.