Галина Воронская: На дальнем прииске (Рассказы)

— Дальстроевская комиссия! Потерпели крушение у ваших берегов, просимся переночевать! — с явным расчетом произвести впечатление, рокочущим голосом объявил человек в кожаном пальто.

— Можете заночевать, — через несколько секунд неловкого молчания буркнул Валерьян.

Члены комиссии нерешительно потолкались, обратили внимание, что с мокрых пальто на чистый пол натекли лужи, и чинно расселись на табуретки.

— Может быть, можно печку затопить?

— Топите. Дрова лежат в коридоре.

Московский гость все приглядывался к Валерьяну, приметив шахматы, предложил сыграть. С катера принесли консервы, в комнате от затопленной печки стало жарко. Москвич молниеносно получил мат. Кто-то пытался погладить Чекана, но тот зарычал и чуть не цапнул за руку. У пса характер был под стать хозяину. Валерьян вдруг вышел из комнаты.

— Н-да, — протянул раздосадованный проигрышем москвич, — мрачный старик!

Валерьян вернулся со связкой холодных хариусов и молча швырнул их на кухонный стол. Подразумевалось, что он сделал подарок. Когда пили спирт, москвич спросил у Валерьяна:

— Вам не скучно жить одному в заброшенном поселке? Валерьян помолчал, прислушиваясь к нарастающему реву реки.

— У меня охотник знакомый есть, якут. Однажды приходит ко мне и жалуется: «Скучно стало, народу много стало, надо в тайгу уходить». Так что скука — понятие относительное. Катер получше закрепите, вода прибывает, может унести.

Один из приезжих, оттерев Валерьяна в угол, шепотом уговаривал его уступить кровать московскому гостю.

— Смешные вы вещи говорите. Я его старше лет на десять и должен валяться на полу. Странно как-то получается.

Все различие между ним и москвичом Валерьян, к возмущению окружающих, свел к возрасту. Гости, как и беглецы, устроились на полу, перед сном москвич полушутя сказал соседу:

— Тяжелый характер у старика. Он нас ночью не того? — и сделал выразительный жест рукой.

За ночь утих дождь, и утром река курилась голубоватым туманом. При дневном свете быстро починили мотор, и катер поплыл вниз по Колыме. На прощание хотели заплатить Валерьяну.

— У меня не гостиница. В тайге в непогоду никому не отказывают.

Валерьян так значительно выделил слово «никому», что все решили: в погожий день к себе бы в дом не пустил.

С катера долго видели Валерьяна. Высокий, негнущийся, он неподвижно стоял на берегу, а сбоку торчало белое надломленное крыло самолета.

На прииске Валерьян ходил в гости к крутолобому, медлительному геологу Николаю. Он славился в поселке как лучший шахматист и великий молчальник. Знакомство это началось с того, что воспитанник Николая Аркашка, вор со многими судимостями, из которого Николай, по его собственному выражению, делал человека, стащил у магазина саночки Валерьяна с продуктами. Валерьяну указали дом, куда Аркашка отвез его саночки. Дом внутри был покрашен голубой масляной краской, с маленькими окошками и чем-то напоминал каюту. Может быть, поэтому он и понравился Валерьяну. Смущенный Николай долго извинялся, потом предложил сыграть в шахматы и выпить чаю. Так началась эта молчаливая, сдержанная дружба.

Скупые их разговоры обычно сводились к охоте и шахматным новостям. Редко, очень редко Валерьян рассказывал про дальние страны и свои путешествия, но рассказы эти были коротки и отрывочны. Аркашка всегда вертелся тут же, низкорослый, худенький, похожий на подростка, с испитым лицом и неровно подстриженной челкой. Аркашка величал себя «профессиональным вором». С Николаем у него была договоренность, что он бросит, завяжет воровать и будет честно трудиться. Николай устроил его на работу, кормил, но перевоспитание шло трудно, со срывами и отклонениями. Время от времени Аркашка что-нибудь крал, не из-за выгоды, а из-за любви к «искусству». Николай находил у себя в комнате то бюстгалтер, то ножовку или одну меховую рукавицу. Целесообразность вещей для Аркашки не имела значения. Происходили бурные объяснения, Аркашка скорбно чесал затылок и два дня ходил мрачный. В нем удивительно сочетался порок с детской непосредственностью. Рассказы Валерьяна приводили Аркашку в восхищение так же, как и игра в шахматы.

— Боже мой! Какую голову надо иметь, чтобы так соображать!

Неожиданно среди зимы Валерьяна вызвали в недавно открытую на прииске комендатуру. Молоденький комендант с усиками дал Валерьяну прочесть бумажку, что он переводится на положение ссыльного. Бумажка была небольшая, с подписями и печатями. Валерьян испугался, что ему придется уехать с заброшенного поселка. Но комендант с важностью успокоил его: принимая во внимание его возраст и «солидное поведение», ему разрешено остаться на старом месте, вдали от комендатуры.