Татьяна 100 Рожева - Пихалыч

– Какой вы молодец!

– Да какой там! Пузо так и висит.… Молодец я в другом….

Мы поднялись по дубовой лестнице наверх, в коридор с картинами на стенах.

– На втором этаже у меня спальни, – продолжил экскурсовод, – вот это моя, рядом твоя, голубая, вон та для Соньки, матушки моей, еще две гостевых и последняя Толина.

– Сколько же лет вашей матушке?

– Девяносто четыре в этом году будет. Вот кто молодец у меня! Сюда она не ездит, говорит, слишком много места, тяжело передвигаться.… Пойдем, Толину комнату покажу.

Толина комната представляла собой жилище сексуально-озабоченного спартанца: простая мебель, гантели в углу, на стенах грамоты и кубки и в центре – огромный квадрат кровати, прикрытой серой тканью.

– Он спортсмен? – Я взяла в руки бронзовую рюмку кубка.

– Да. Толя начал заниматься дзюдо в тринадцать лет. Сам шил себе все эти костюмы, я ему доставал материал специальный. Из него же вон покрывало на кровати.

– Наград столько!

– Здоровье только никуда не годится, он весь разбитый, сейчас у него две операции – колено, локоть. Но такая была постановка задачи. Когда Толина мать отдала мне его…

– Что значит отдала?

– По договоренности. Мы были уже четыре года в разводе. Я ее убедил, что сына должен воспитывать отец. И это тоже все было очень непросто. Один пример – раньше школьную форму выдавали по талончикам, она мне звонит, возьмите талончиков на три костюма, потому что Толя уделает их враз, на что Сонька ей ответила, что у нас он проходит в одной костюме. Это к тому, что детьми надо заниматься, но не надо проверять их дневники, они должны учиться сами, если они хотят. Это самое позорное, что может быть, когда ты каждый день спрашиваешь, что ты там получил, покажи дневник. Более унизительного ничего нельзя придумать. Он когда приехал к нам от матери, у него одна четверка по труду была, остальные все трояки. Когда я принес его личное дело в школу на Малой Бронной, мне сказали, у нас таких своих полно. А когда я приезжал к нему на Украину и приходил, естественно в школу, как отец, мне говорили, что мой ребенок выродок, тупой, не учится вообще и т. д. Я там не мог устроить скандал, потому что понимал, я уеду, а его будут терроризировать. Но я знал, что заберу его, и относился спокойно к этому, вернее делал вид… И я сделал из него человека! Мне есть, что сказать о воспитании. Напомни потом, расскажу…

Я поставила кубок на полку, но Анатолий Михайлович передвинул его ровно на то место, где тот стоял.

– Он замечает всегда, если что-то не на своих местах или даже просто сдвинуто. Педант такой стал.

Мы вышли в коридор с картинами.

– Вот лестница вниз, вон твоя комната, вон моя, под нами столовая. Ориентируешься уже?

– Да. А что на верхних этажах?

– На третьем кинотеатр и бильярд, четвертый технический. Но там недоделано пока. Не люблю показывать недоделанное. Чувствую себя идиотом – здесь должно быть так, здесь так. Когда все будет, тогда и показывай, верно? Ты купаться будешь?

– В смысле? Мыться?

– Плавать в бассейне.

– Почему нет. Буду. Сейчас купальник возьму.

– Зачем тебе купальник? Мы же одни! – Взялся он за мою талию.

– Купальник чтобы купаться, – блеснула я логикой.

– Ладно, спускайся, – убрал он руку.

Когда я спустилась в столовую, Анатолий Михайлович, вывалив волосатый живот из халата, дожевывал усами что-то длинное и зеленое.

– А я решил покушать. Обычно поздно не ужинаю, сегодня аппетит чего-то разыгрался! Черемша – вещь! Выпей со мной!

– Ну, так что там с воспитанием? – Напомнила я.

– Ааа, – с удовольствием возобновил рассказ хозяин, – так вот, Толя совершенно был безграмотный, совершенно убогий, у него было ожирение второй степени! Если он писал Ондрей, можно представить его уровень грамматический. Мы с ним потратили месяцев семь – восемь. Бабушка с ним диктанты писала, я ему пи*дюлей давал, но не физических, рвал тетради на глазах у него. Такой психологический прием. Он был разболтанный, несобранный, и надо было человека вывести на уровень необходимости. В Москву он приехал в шестой класс. Ребенка портить проще простого, для этого ничего не надо, отдай ему все на откуп, пусть делает чего, хочет, не занимайся ребенком и все. Никто же не знает, что такое понятие воспитание, слово есть, а никто не знает, что это такое. Все бродят втемную. Моя мать, например, до сих пор считает, что воспитание заключается в том, чтобы одеть и накормить. Нас никто не воспитывал. Как можно заниматься воспитанием шести детей? Ну, били нас по-черному.… Мы поработали с Толькой, внушили ему, что образование обязательно и что он должен получать знания не для того, чтобы перед папой и бабушкой отчитываться, он должен учиться и понимать, что он учит и зачем ему это надо. Бесспорно, сработало психологическое общение, разговоры с ребенком, демонстрация каких-то вещей, которые должны были его убедить в силе и необходимости того или другого действия. Вот это работа и вот это воспитание. А все остальное – ху*ня. Он уже седьмой класс закончил без единой тройки, а в девятом он получил похвальную грамоту, и мы уже не знали, чего он делает, какие экзамены он сдает, что у него в дневнике. Потом он выдержал конкурс в спецшколу при МИФИ левой ногой, кончил эту школу, поступил в МИФИ, два года отучился на ядерном факультете, получал какую-то именную повышенную стипендию, был комсоргом, потом его исключили из комсомола, он сдал весеннюю сессию на пятерки и сказал – папа, я туда больше не пойду. Я не стал устраивать скандалов, он все объяснил, я эту всю систему знаю, сам три года преподавал в институте, я сказал, ну не хочешь, не надо, прости, это моя ошибка, чего будем делать? Что бы ты хотел, спросил я его, давай думать. Я не навязываю, но, у нас через две помойки Плехановский институт, мы поехали, все узнали, и Толя туда поступил с потерей года на второй курс. Там он учился с удовольствием. Он там был в авторитете и учился блестяще. Там есть такой предмет статистика, которая требует изучения теории вероятности, так его знания в этой области намного превосходили знания преподавателя. Он блестяще закончил Плешку. Что ты будешь делать, я спрашиваю, а он – у меня друг работает в банке Кредит Москва клерком, и они могут меня туда взять маленьким банковским работником. Мы ему купили костюмы и галстуки, нарядили его, я ему купил машину в подарок, мазду, подогнал к банку, вызвал его и отдал ключи. Через три месяца его назначили зам начальника кредитного управления банка, ему исполнилось двадцать два года. Еще через время он приходит и говорит, папа, ты знаешь, я, наверное, буду управляющим банка, создается восточный филиал. И он проработал пять лет управляющим банка, раскрутив его с пустого места, имея персональную машину в двадцать два года, это был единственный случай в России. Вот так он стал у меня банкиром. А когда я приватизировал свое предприятие, я ему сказал, а ну иди сюда, ты знаешь, что такое преемственность поколений? Читал, он говорит. Ну, если читал, тогда, давай, пиши заявление, мне нужна твоя помощь. Он там получал какие-то тыщи долларов и пришел ко мне на три тыщи рублей. Он год вписывался в конструкцию промышленного предприятия, очень это все было мучительно и долго, я его пи*дил, как врага народа, работа была трудная, потому что времена были трудные, мы лежали практически. А потом, он пришел, а у меня денег нет, так он снял со своего депозита и заплатил рабочим зарплату за декабрь. Мне это очень понравилось. Я понял, что у него есть понимание, не понятие, а понимание ситуации, я ему за это очень благодарен…