А вот совсем неожиданное письмо. Из Калуги.
"Дорогая Людмила Васильевна! Перед моими глазами на страницах "Медицинской газеты" промелькнуло ваше имя, и я сразу же понял, что пишут это именно о вас.
…Я знаю вас лично, знаю ваш коллектив, прекрасный коллектив сестер и врачей родной Пятой Советской больницы. Дважды замечательные хирурги, с кем вы бок о бок трудитесь, возвращали мне жизнь.
Так спасибо же вам, Людмила Васильевна, старшая операционная сестра. Примите от меня и моей семьи поздравления с награждением именно Вас самой высокой наградой — орденом Ленина. Здоровья вам, дорогая Людмила Васильевна.
Федя, Лена, Павлик Антоновы".
Надо полагать, что Федя это и есть старший Антонов, тот, которого оперировали в больнице. Оказывается, больные все-таки замечают, кто стоит в операционной рядом с хирургом.
В Венгрию они — ветераны войны — ездили дважды, оба раза весной. В воспоминаниях Людмилы Васильевны эти поездки как бы слились, сместились. Та же весенняя зелень, то же вспыхивающее над деревенскими садами розовое цветение фруктовых деревьев, те же синие воды в Дунае. Помнит только, что раньше всего ходили к обелиску на площадь Свободы, установленному в память победы над фашизмом, на кладбище. Привозили с собой землю родины, рассыпали ее на могилах однополчан, чтили их память минутой молчания. А весь вечер потом оставались в гостинице, смотрели из окон на ночной нарядный город, вспоминали бои, павших товарищей, плакали.
Прошло двадцать три года как они воевали в этих местах.
Вот снимки, вот венгерская газета…
На фотографии — могила, вся в цветах, и они — вот генерал Руссиянов, вот Попов, Цемин, Акимов, вот Роза Шулова — разведчица, Ирина Богачева — медицинская сестра, Макс Поляновский, писатель, и другие. Надпись на одной из могил: "Гвардии подполковник Грошев Алексей Игнатьевич, кавалер семи орденов, павший смертью храбрых в борьбе с немецкими захватчиками за свободу и независимость Советской родины. 1911–1945".
А вот вся их группа, все они стоят у автобуса, на котором поедут по стране, на места боев. А в газете венгерские журналисты описывают, как советские воины приехали на места боев за город Секешфехервар.
Еще в войну шутили, что легче, мол, было отбить город, чем запомнить и произнести название.
— Но кровушки он нам все-таки стоил, хоть и говорилось, что легко отбить, — вздохнул Попов, когда они пошли, поднимаясь по ступенькам лестницы, осматривать причудливой архитектуры замок на окраине города: — Милости прошу, тут располагался мой КП.
Попов, как хозяин, рассказывал, что где у него было, где стояла артиллерия, где были пулеметные гнезда. Вспомнили погибшего командира 2-го батальона Ляшенко Михаила Емельяновича. Пусть земля ему будет пухом.
С лестницы открывался великолепный обзор, прекрасный вид на поля и луга, далеко видна была живописная местность, старинные постройки города: парки, колокольни, сады. А тут замок с его зубчатыми стенами, башенками, переходами.
Стали вспоминать, как все здесь было в войну.
— А ты помнишь? А вы помните?..
Тогда многие даже не знали, что за красивый дом, что за замок. Но был приказ не стрелять из орудий, не разрушать. "Разве можно было такое великолепие разрушать? — опять сказал Попов. — Мы его старались сохранить для народа".
Венгры, которые сопровождали гостей, стали наперебой рассказывать, что это скульптор, художник, профессор (Бореш, что ли, его фамилия?) выстроил этот замок для жены, которую пламенно любил. И будто выстроил своими руками, во всяком случае — по своему проекту.
— О, я эту легенду слышал, — подтвердил Иван Герасимович Цемин. — Тут же был наш госпиталь, вы узнаете, Люда? Нам рассказывал местный житель…
— Это верно, я тоже слышал… Я же у вас лежал… Помните, Людмила Васильевна?
— Лежал, — Людмила Васильевна возмутилась, — трех дней не прошло, запросился на фронт…
— Так разве улежишь, когда бои…
Венгерские товарищи еще рассказывали, как профессор, который выстроил замок, создал после войны памятник советским воинам. Напомнили его слова: "Хочу, чтобы молодые люди помнили о сынах России, которые отдали жизнь за Венгрию"…
Они много исходили в те дни, побывали в окрестных деревнях, где их горячо принимали, встречали людей, которым когда-то оказывали медицинскую помощь.
А Роза Шулова все твердила:
— Где-то здесь замучили наших пленных, я же помню, я разведчица…
Оказалось, что крестьяне в память о погибших посадили тридцать девять каштановых деревьев. Каштаны уже зацветали, готовые взметнуть к небу свои кремовые, высокие, как свечи, цветы.
Читать дальше