Уильям Помрой - Рассказы - Приказ, Флора

Полковник помолчал и, сурово оглядев присутствующих, добавил:

— Как же, скажите на милость, можем мы вас защищать, если кое- кто сознательно подрывает это сотрудничество?

— Я категорически протестую, — вскочил со своего места советник. — Господин офицер, вероятно, не дает себе отчета в том, что его слова есть попытка открытого вмешательства в филиппинские дела. Вы смеете меня учить, как мне вести себя в моей собственной стране?! А что до так называемого сотрудничества, то у меня есть свое мнение на этот счет…

— Не пора ли кончать эти разговоры? — яростно набросился на советника мистер Дисон. — Знаете, во что нам обходится каждый час, пока вы тут защищаете эту потаскуху?

— Я знаю другое, — воскликнул советник, — если перед вами стоит вопрос: честь или чековая книжка, — вы, не задумываясь, выбираете второе. И о приказе вы беспокоитесь потому, что вас ударили по карману. Ну так сидите здесь и слушайте старые сказки о красной опасности. — Он перевел взгляд на американских офицеров. — А вы напрасно принимаете эту кучку прихлебателей за представителей народа. Я, во всяком случае, участвовать в этой сделке не намерен.

Он с грохотом отодвинул стул и быстрым шагом пошел к двери, но на пороге обернулся и бросил филиппинцам:

— Я вас не дожидаюсь. Как-нибудь доберусь до города сам. А что скажет народ, вы еще услышите.

Он рванул дверь и с шумом захлопнул ее за собой.

Капитан облокотился на край стола, потер подбородок.

— Весьма откровенный молодой человек, — сказал он.

— Мистер Хавьер еще молод, — заметил мэр, разминая новую сигару. — Видите ли, сам он из очень хорошей семьи. Он просто еще не уразумел, с кем ему по пути. — Мэр аккуратно снял с сигары обертку. — Должен признаться, я проявил мягкотелость. Ведь разрешение на эти митинги он получил у меня в муниципалитете. Боюсь, что я был слишком терпим к деятельности мистера Хавьера. При нынешних обстоятельствах — я готов это признать — разрешать такие выступления не годится.

— Мне не понравился его угрожающий тон, — сказал капитан.

— Это все слова, — заметил мэр, зажигая сигару. — Беда наших юных крестоносцев в том, что они могут кормить народ только одними разговорами. А когда людям надо что-нибудь посущественней, они знают, куда обратиться.

— Пожалуй, вы правы, — заметил капитан.

Мэр затянулся сигарой, потом заговорил снова:

— Капитан, помнится, вы говорили, что командование базы готово помочь нам в благоустройстве города.

— Разумеется, — ответил капитан, — это одна из основ американской внешней политики.

— Если бы вы передали в наше распоряжение кое-какие строительные материалы, хотя бы сборный армейский барак, пусть старый, мы бы построили школу где-нибудь на окраине города. Это не только подняло бы авторитет городской администрации, но и стало бы прекрасным символом дружбы между нашими странами.

— Ну, я думаю, это нетрудно устроить, — сказал капитан. — Вы как полагаете, сэр?

— Сборный барак? — переспросил полковник. — Это проще простого.

— Ну, а как же все-таки насчет приказа?.. — начал было мистер Ретана.

Полковник взглянул на часы.

— Действие этого приказа, — сказал он, отчеканивая каждое слово, — истекает сегодня в двенадцать тридцать.

Он нажал кнопку селектора.

— Лейтенант Мюллер? Мы закончили. — Затем, повернувшись к посетителям, с улыбкой спросил — Что будете пить, господа?

Через открытое окно было слышно, как у лестницы перед домом кто-то вытирает ноги.

— Доброе утро! — раздался мужской голос.

Миссис Фортуиато, утирая распухшие от слез глаза, вышла на крыльцо. Внизу у лестницы стояли двое мужчин, держа в руках соломенные шляпы. На обоих были чистые рубашки и белые туфли, резко выделявшиеся на темной земле.

— Кто это там? — спросил из комнаты мистер Фортунато.

— Молодой мистер Рейна… и с ним кто-то еще, — всхлипывая, сдавленным голосом ответила жена. — Проходите, пожалуйста, — уже более внятно проговорила она, обращаясь к пришедшим.

Мужчины стали медленно подниматься по лесенке свайного дома и в нерешительности остановились на крыльце. Один был совсем молодой, другой, с крупными оспинами на лице, — постарше. Оба старательно отводили глаза от миссис Фортунато.

Она вошла в комнату и выжидательно остановилась у двери — худенькая женщина в бесформенном выцветшем домашнем платье. Робкая, застенчивая улыбка дрожала на ее заплаканном отекшем лице.

— Входите, что же вы, — пригласила она.