Евгений Венский - Опиум

— Шесть гривен! У меня телку украли…

— Николай-угодник, от всех болезней, первый заступник рода христианского. Арию по морде заехал по причине убеждения за антирелигиозную пропаганду, как памятник первой дискуссии насчет церковного обновления, — 3 рубля по себестоимости!

— Три с полтиной.

— Четыре.

— Пять…

— Раз, два, три. Берите, Софрон Капитоныч, ваш Николай! Тише! Параскева-пятница. помогающая от женского сладострастия в постные дни за пять рублей…

— Здорово! Вот-то нам госпароходство спасибо скажет.

— А что?

— Все до одной продали. То-есть, даже завалящей не осталось.

— Ловко! Теперь на красную доску запишут: — «такого- то захвоста, как героя трудя, записать»…

— А зато сколь и крови пролил! Вспомнил вчера, что одну икону из склада в клуб брали на спектакль. Я к ним: — «Подай народное достояние на бочку». Они искать… А ихний художник, сукин сын, увзял эту икону и к ней приделал очки и трубку вставил. Я ему в ухо. Он — мне. Он за мильтоном. Я — ходу. Смотал.

— Неужто?

— За пять рублей!

— Караул! Православные! Что же это? Мошенничество!..

— Что ты, Митревна? Пожар, что ли?

— Глядите, православные: купила с укциону рождество Христово, а он в очках и в роте трубка с дымом!

— С трубкой?.. Это, милые, пропаганда! Ты иди, Митревна, и деньги обратно стребывай. Какое же это — рождество, если в очках и с трубкой. Иди, иди милая.

— И пойду! Я ему, захвосту, очки поправлю!

— Товарищи! Это неорганизованность и полное свинство. Гжели рождество Христово — народное достояние, то никак не полагается ему очки и трубка. Для вас, сукины дети, смех, а госпароходству убыток. Пять рублей мимо пальцев проскочило! Обратно отдал…

— Ну вот. А ты говорила, Тарасовна. — советская власть!..

— Да я ничего…

— То-то ничего… Было у нас шесть икон, а теперь гляди, но бедности, все 12 завели… Благолепие…

— Да, это уж что говорить… Не будут ли еще лампадки с укцивону продавать, нам бы дюжинку.

— Благолепие!

Решили ставить пьесу «Поп Иван». Сочинение хотя и Софьи Белой, но шесть ролей мужских, пять женотдельских. Распределили роли, обсудили характер главного героя, начали чай пить.

А во время чаю вспомнили:

— Монашками одеться не хитро, — черная юбка да черный платок, а где вот поповский гардероб взять?

— Если на хозрасчете сделать, так можно — предложил режиссер. — То-есть пальто… простое пальто, а поверх платенцем подпоясаться… вместо пояса…

— Балаган будет… Что уж…

— Я так несогласна, — заявила героиня. — Я стараюсь, роли на зубок, хлопочу, ночей не сплю, а вы будете балаган устраивать.

— Да, это не модель… — согласились все.

— Айда к попу Гавриле — предложил Николай Спиридонов. — пускай даст свой лапсердак.

— Идея! — сказал Степан Спичкин.

— Айда делегацией! — загорелся Филипп Маратов.

Напились чаю и пошли.

Поп Гаврила тоже пил чай, когда в калитку забарабанило десять рук. Накинул на рубашку подрясник и вышел на крыльцо.

— Здрасте, отец.

— Здрасте! Чего вам? Откуда такие?

— Комсомольцы мы. По делу.

— Что за дело?

— Из клуба «Юный Коммунар». Рясу нам надо.

— Рясу?., мою?

— Вашу.

— Гм! Очень приятно. А ежели я милицейского побеспокою?

— Да мы не даром.

— Гммм! Не даром? Так-с! Одначе не понимаю. На какой предмет вам требуется сие одеяние?

— «Попа Ивана» ставим, так что же, по-вашему, во фраке его, что ли, играть?

— Гммм! В «Юном Коммунаре» говорите?

— В нем.

— В каковый день?

— В воскресенье.

— Так, так… Рясу, значит? Три целковых, чада мои, потому прозодежда, яко глаголется. — Три целковых гоните об это место и берите рясу.

Пошептались. Соображали, что-то выкладывали на пальцах, посчитали и согласились.

— Извольте. Давайте рясу.

Поп Гаврила немедленно подрясник снял, деньги получил и внимательно сосчитал.

— Правильно. Идите с господом. Только после игралища немедленно обратно, ибо не буржуй есмь и лишних гардеробов не имею.

— Вернем. Не бойся.

Николай Спиридонов шел в клуб от попа в рясе и спрынцовке. Публика дивилась, а бабы подперев рукой щеку, плевались.

Спектакль сошел на ять. Хлопали без конца, вызывали актеров без счету.

Товарищ «УРС» в местном органе напечатал хвалебную рецензию, причем упомянул и о рясе попа-героя.

— «Тов. Спиридонов, игравший роль „попа Ивана“, был выше похвал… Ряса пришлась по фигуре так, как будто была на него сшита по заказу духовным портным. Моментами хотелось подойти к нему и позвать на панихиду. Очень заразительно смеялась игуменья Марфа, чего совсем нельзя сказать о декорации второго акта»…