Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

Затем тишина.

— Никого там не осталось? — спросил один.

— Навальщики все здесь, — сказал другой, — но в верхнем забое было двое забутовщиков. Они, должно быть, высигнули в бортовой штрек…

— Будем надеяться… — сказал третий. Всем было не до улыбок.

Коленчатыми переходами они направились к забою. В штреке был полный разгром, верхняк рвано покорежен, стойки сломаны, а вход в забой перекрыт стеной рухнувшей породы. Одежда обоих шахтеров по-прежнему висела шагах в ста отступя, но самих людей не было ни признака.

Навальщики переглянулись. Они поняли — отец с сыном где-то там, за глухой стеной камня, и если не произошло чуда, то оба размозжены всмятку. Старший повернулся к одному:

— Скажи десятнику, что у нас завалило двоих на третьем западном. Захвати там из ящика санитарную сумку. Скажи, что вряд ли обойтись будет без пары носилок.

Принялись разбирать туго спрессованный камень завала.

Десятник направил людей и носилки, позвонил затем на поверхность. «Соедините с управляющим, быстрей», — сказал он. Десятник был молод, такой несчастный случай стрясался у него впервые, а из услышанного он понял, что надежды мало. Ему уже кошмарно замерещилось разбирательство, следствие, инспектор Ее Величества, слухи, кривотолки — и он в гуще всего.

— Прошу извинить, господа, — сказал управляющий и взял трубку. Члены профсоюзной депутации зашуршали бумагами, зашептались.

— Управляющий слушает… Что? На западном-три, говорите?.. Двоих завалило… Сейчас прибуду. За работу, и поживей. Спущусь немедля. Добро.

— Н-да, — сказал управляющий, — придется, господа, нашу встречу отложить. На третьем западном двоих завалило; дело худо, надо спускаться в шахту.

Профсоюзники ушли.

Понеслись во все концы распоряжения. Оповестить медпункт. Подать к стволу машину «Скорой помощи». Послать за врачом.

Управляющим надел комбинезон, шахтерскую каску, ботинки. Вздохнул о вечере, который будет потерян. Потянулся опять было к телефону, но, передумав, снова вызвал задерганно-спешащего секретаря.

— У тебя есть дома телефон, Джек?

— Да, сэр.

— Не в службу, а в дружбу — позвони в Кларендон-отель часов примерно в семь и скажи, что не смогу быть.

— Слушаю, сэр!

Он очнулся, из темноты перейдя в темноту; на плечи и спину давила невыносимая тяжесть. Долго лежал, не понимая, где он. Затем понял по кислому запаху своего потеющего тела: пот и шахта нераздельны; значит, он в шахте. Его пронял озноб. Опоминаясь, он стал определять положение тела. Он лежит плашмя на животе, ноги слегка подобраны, руки вытянуты вперед, точно нырять собрался. Двигать руками и пальцами в узком промежутке можно, дотянуться же до лица или до туловища нельзя. Зажат, как муха в щели. Но жив.

Затем он вспомнил об отце. Внезапная нежность нахлынула, резнул страх за старика. Крут и нежалеющ отец в гневе, но верен, как сталь. «Отец… — зашептал он. — Папка…» Но ответа не было.

Нет, в порядке отец, решил он. Много уже раз бывал на волоске и всегда выходил из беды. И вспомнилось, как отец ходил с ним, малышом, гулять в поля, терпеливо объяснял все вокруг, сажал к себе на закорки усталого, делать уроки помогал…

Воспоминанье оборвалось. Чем-то нехорошо запахло. В мозгу застучали вопросы. Газ? Спертый воздух? Или же запах смерти?.. Он вспомнил, как вдвоем с отцом они прорылись к трупу раздавленного напарника. Только откопали ноги, и таким вот смрадом дохнуло от лопнувшего живота. Тошнота подкатила тогда, он выполз ощупью обратно в штрек, и его вырвало. Нет, теперь запах другой. Это воздух спертый, больше ничего.

Да, воздух был сперт, дыхания не хватало, грудь теснило. Он был здесь как в закупоренной бочке, дышал многократно уже выдышанным воздухом.

К семи часам в поселок просочилось, что двое завалены; к половине восьмого всевозможные догадки сменились известием, что завалило отца с сыном. Друзья пришли утешать, думая, что жену уже уведомило управление шахты. Но она ни о чем еще не знала. Завернув ребенка в одеяло, она кинулась к свекрови.

Немо стали ждать они вестей. Вскипел чай и остыл непитый.

Ждали.

А в девять шахтеры дорылись до сына. Поперек спины его лежала та доска, смягчая в какой-то мере тяжесть. Деликатничать было не время, пришлось грубо тащить его из завала. Глаза его открылись. «Пап…» — шепнул он и перекатил голову, ища отца за каменной стеной.

Словно повинуясь его взгляду, один из шахтеров протянулся плашмя, сунул фонарь в глубь расщелины, откуда только что вытащили Джона. И там, где встречалась кровля с полом, в сомкнутых этих тисках стали видны две руки, скрюченными пальцами ушедшие в пыль. Человек с фонарем отшатнулся, но сын уже увидел.