Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

Остановите меня, если я слишком кричу. Прошу прощенья. Нет, не уходите, Англия. Ваш младенец не плачет. Ваша жена не зовет. Послушайте меня. Я ни во что не верю, кроме одного: вашу машину я починю, и починю хорошо. А это немало. Кто еще мог бы помочь вам, снова отправить вас в дорогу? Далеко же я ушел от выставок своих картин, а ведь одну из них открыл и одобрил Сами-Знаете-Кто, человек, который разбирался и в искусстве тоже. Да, именно он самый! Он пожал мою собственную руку, вот эту руку! К тому времени я примирился с отцом: а ведь я ненавидел своего отца так, как никто не умел ненавидеть в нашем цивилизованном мире, и меня заставили снова уважать его, с сочувствием относиться к его взглядам. Начать снова уважать своего отца в пожилом возрасте! Вы можете это себе представить, Англия? И кто это сделал? Поистине велик тот человек, который сумел заставить различные поколения понять друг друга, — может, он и диктатор, но великий, он все же гений. Уверяю вас, что мой отец был самым гордым человеком в Германии, когда тот, кто все это совершил, пожал мою руку — вот эту самую руку!

Однако не буду больше докучать вам рассказами о своих приключениях в те времена. Пропустим несколько лет и поговорим о романтической Испании. Хотя романтики в ней не было. Она может быть ужасно грязной и неприятной, не то что более чистые страны, как наши с вами, моя дорогая Англия. Когда я перешел пешком через горы в 1945-м, я две недели прятался в хижине пастуха. Пастух получал кое с кого чудовищно высокую плату за этот вонючий хлев, но на меня все время нападали муравьи, так что я чуть не сошел с ума. Я был похож на сумасшедшего — в отрепьях, с длинной бородой; мне казалось, что я король Штейермарка с короной набекрень. Муравьи ползли в дверь, я устал убивать их молотом и скипетром, потом я стал щадить некоторых из них в надежде, что они вернутся к своим друзьям и скажут, чтобы они не лезли в эту хижину, потому что безумный немец-скелет учинил там форменное побоище. Но это не помогло, и они все прибывали на этот смертоубийственный пир. Я трудился целые дни, чтобы остановить их, но они все лезли и лезли: должно быть, хотели посмотреть, почему те, первые их собратья, не возвращаются. Их были тысячи, и моя романтическая натура одержала верх, потому что я устал первый. И сила, и разум оказались бесполезны. В муравьях есть что-то нечеловеческое. Теперь, когда я вижу муравьев в своем доме или в гараже, я опрыскиваю их инсектицидом — бактериологическое оружие, если хотите. Теперь я могу предоставить это дело науке, и мне больше не нужно задаваться себе глупыми вопросами. Я думаю обо всех этих несчастных муравьях, которые идут на смерть; может быть, у самих муравьев нет никакой свободы выбора, и им остается только вступать со мной в войну. Вот если бы все они были личностями, как вы, Англия, или как я, тогда, может быть, пришлось бы убить только одного или двоих, а там уж остальные бросились бы бежать.

Как я попал в Испанию? Моя жизнь полна приключений, но на этот раз я попал в Испанию по необходимости, по жестокой необходимости. Это был вопрос жизни и смерти. Чтобы попасть сюда, я вышел из России и совершил путь более долгий, чем все путешествия юности, о которых я вам уже рассказал. Назовите любую страну — я там был. Скажите город, и я назову главную улицу, потому что я спал на ней. Я вам могу рассказать о цвете полицейской формы и где можно достать самую дешевую еду; на каком углу лучше всего стоять, когда просишь милостыню. С окончания войны я делал много вещей, которые мне не свойственны от природы, и я должен был бы стыдиться, если бы не считал, что долг человека — выжить. Вы говорите — долг человека дать выжить другому? Конечно, совершенно верно, именно так. Гуманисты всегда были мне ближними по сердцу, мой дорогой друг. Но во время войны я думал, что людям не выжить, а когда война начала подходить к концу, я уже понял, что они все же выживут. Как мне удалось стать владельцем гаража, спрашиваете? Нужны большие деньги, чтобы купить гараж, и я вам сейчас расскажу то, что никогда не открыл бы ни одной проживающей душе, даже собственной жене, так что вы не трудитесь меня прощать, а постарайтесь понять.

Я попал в Алжир. Если скажу как, это повредит кое-кому, так что не стоит. Одно время я был учителем английского в Сетифе и выдавал себя за англичанина. Я во всем подражал тому человеку, который шпионил на берегу турецкого Босфора, так что никто на этом новом месте не почуял разницы. Я также учил английскому мусульман, но это был очень плохой заработок. Чтобы увеличить свой прибыток, я делал хитроумные карты фермерских участков этого района. Я натренировался в картографии, и, если у крестьянина был жалкий и крошечный клочок земли, на моей карте он выглядел как целое королевство, и крестьянин с радостью вставлял эту карту в рамочку и вешал ее на стене своего обиталища под жестяной крышей. И по ночам, когда москиты доводили его до бешенства и он сходил с ума, потому что его мучили мысли про урожай, деньги и засуху, не говоря о восстаниях, он созерцал эту карту и видел, что ему есть за что бороться. Потом я начал продавать участки, которые не очень определенно принадлежали мне, — продавал их французам, которые только что прибыли из армии после беспорядков в Индокитае, намекая при этом, что на участках есть нефть. Теперь, как я слышал, там и вправду нашли нефть, но это не имеет значения. Я продавал землю только дешево, но скоро собрал много настоящих финансов, их хватило, чтобы накупить паспортов и удрать на Майорку. Я достал хорошее место — агентом по путешествиям в Пальме и хорошо работал год, старался откладывать деньги, как честный человек. Испания была тогда каменной страной, трудно было зарабатывать на жизнь — теперь, когда песета девальвирована, это много легче. Я не мог копить, потому что постоянно все время передо мной было воспоминание человека из Франкфурта, который упал к моим ногам совершенно мертвый, оттого что всех его сбережений не хватило бы на почтовую марку. Но потом один итальянец просит меня присмотреть зимой за его яхтой, что оказалось для него колоссальной ошибкой, потому что я продал яхту богатому англичанину и самолетом удрал в Париж.