Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

— И думать нечего, — сказала она. — Вот что выходит… —…

— …когда уезжают из Англии на машине, в которой ничего не смыслят? Ради бога, перестань.

Газман говорил с сильным акцентом, порой в его голосе прорывались визгливые, почти женские нотки, и теперь его голос безжалостно резанул слух Криса:

— Англия, если я позволю себе предложить…

Номер в гостинице, пропахший карболкой и дезинсекцией, был безукоризненно чист. Весь багаж сняли с машины и поместили на широкой площадке второго этажа — он громоздился бесформенной кучей среди свежих, налитых соком аспидистр. В номере так резко пахло дезинсекцией, что у Джейн разболелась голова. О номерах с ваннами тут и не слыхали, но в комнате был умывальник, и они им пользовались все три дня, что пробыли здесь.

От грязного и пыльного шоссе шли узкие, мощенные булыжником улочки. Выбеленные домики с выступающими балкончиками казались аккуратными и вполне ухоженными. Улицы сбегались к просторной площади. Сразу было видно, что это центр: это подтверждала и традиционная церковь, и неизбежная ратуша, и весьма полезный телеграф. Пока хорошо вымуштрованные механики Газмана чинили машину, Крис и Джейн, сидя в прохладном ресторане при гостинице, слушали Газмана.

По сторонам двери, ведущей на кухню, висели две клетки, громадные, как тюрьмы, сработанные строго, просто и красиво. В каждой клетке сидела тропическая птица с крючковатым клювом, и время от времени Газман, не прерывая разговора, скатывал шарик из оставшегося от обеда хлеба и бросал его так быстро и метко, что попадал точно в острые створки клюва, вечно высунутого наружу.

— Я всегда прихожу сюда на часок после завтрака и после обеда, — сказал Газман, закуривая небольшую сигару, — чтобы вкусить кофе и, может быть, встретить интересных людей, — я подразумеваю всех иностранцев, которым случится проехать мимо. Вы можете себе представить, что немногие остаются в нашем забытом богом городишке — как выразилась ваша обаятельная и разумная жена во время вашего внезапного появления здесь. Мой английский возвращается ко мне по мере разговора с вами, и я испытываю удовольствие. Я много читаю, чтобы поддержать свой запас слов, но разговоры здесь редкость. Я не говорил ни с кем на этом языке целых четырнадцать месяцев. Вы изображаете недоверие? Это правда. Немногим приходится испытать поломку именно в этом месте Испании. Многие приезжие англичане предпочитают побережья. Не потому, конечно, что там меньше москитов. Однако этого я убил: вечная тьма поглотила маленького мерзавца. А вон и другой. Вон на вашей руке. Бей его, Англия! Браво! И вы не менее ловки. Они обычно не так уж досаждают, мы всех их истребляем инсектицидами.

Мне кажется, англичане в наше просвещенное время любят Испанию за ее политический строй, очень правильный, немного примитивный, зато надежный и прочный. Простите! Я не знал, что вы торопитесь доехать до Африки и вам нет дела до испанской политики. Не так уж многие посещают художественные достопримечательности Иберии, которые я всегда предпочитал. Говорите, вы сыты по горло политикой и хотите отделаться от нее? Я вас не виню. Вы — само благоразумие, потому что политика может внести опасность в жизнь человека, особенно художника. Хорошо заниматься только живописью, и хорошо, что вы не задерживаетесь среди здешней страны. Зачем художнику запутываться в политику? Он к ней не привык, а когда пробует приложить руку, то в нем все разрывается. Шелли? Ну конечно, но это же было очень давно, моя дорогая Англия. Снова прошу простить меня. Да, я выпью коньячку. Когда я был в Лондоне в 1932 году, кто-то рассказал мне отличный тост: «Health, wealth and stealth!» [25] Здоровье не терять, богатство наживать, ловчее плутовать! (англ.). Гезундхайт! [26] Ваше здоровье! (нем.).

Простите мою скромность, Англия, но я вижу по вашему багажу, что вы действительно художник, и я должен об этом сказать. У меня высокое мнение о художниках, и я могу понять, почему ваша машина сломалась. Художники мало разбираются в технических предметах. Я сам когда-то стартовал как посредственный художник. Это длинная история, она начинается, когда мне было восемнадцать, и я вам вскоре ее расскажу.

Машина ваша в надежных руках. Не волнуйтесь. И вам, мадам, я тоже запрещаю. Можно отдохнуть после такого обеда. Мои механики уже разобрали мотор и уже обрабатывают недостающие запасные части на токарном станке. В этой области Испании нет запасных частей как раз для машины вашей марки, поэтому приходится применять все хитрости нашей профессии, чтобы сделать их из ничего — из лома, как у вас говорят. Это меня не страшит, Англия, потому что в России мне приходилось делать запасные части для трофейных танков. Ах, чему я только научился в России! Но лучше бы мне никогда там не бывать. Я сражался трагически, мои пули разили так, что я каждую ночь обливаюсь кровью за свои прегрешения. Но что было, то прошло и пыльем поросло, все миновает. Я хоть выучил их язык. «Что делаешь?»