Я опускаю руки.»
Погода была поганой. С самого утра было просто ужасно холодно, весь город поглотил белоснежный и густой туман. Из-за этой облачной серой пелены не было видно из окна даже зданий, находящихся напротив дома. Тайлер уже около получаса просто смотрел в окно и всматривался в туман, дрожа от холода. Но он не видел ничего кроме мглы ни на улице, ни внутри себя. Он не видел в будущем ни единого проблеска света. Темный коридор жизни Блэйка мгновенно перестал вести к тому заветному выходу, а единственная оставшаяся гореть свечка могла вот-вот погаснуть. Единственная уцелевшая струна скрипки стала фальшивить и могла в любую секунду лопнуть.
Тайлер потерял надежду. Он потерял все. Альберт был мертв, ария Немого была прервана на самом неподходящем моменте, а Карли совсем перестала доверять Блэйку. Любовь исчезла, и осталась лишь та фальшь, тот обман, которого так боялся Тайлер всю свою жизнь. Единственное, что он все еще с трудом держал в руках – это смысл. Смысл его жизни, то и он казался все более призрачным с каждым днем, приближавшим двадцатилетие Карли. Ей только пару дней назад исполнилось девятнадцать лет и Блэйк понял, что теперь он уже опоздал. Его смысл жизни должен был исчезнуть и забыться уже через год. И это лишь в лучшем случае.
Младшая сестра Тайлера уже давно ушла в колледж, а он сам до сих пор оставался стоять в комнате и смотреть в окно. Тайлер, вспоминая то, как Альберт в свое время учил его математике, теперь просто в уме высчитывал цену своей проблемы. Учитывая то, сколько он уже смог собрать, работая на Маклоу, то осталось совсем мало. Но учитывая жалование скрипача в ресторане, осталось слишком много, чтобы собрать столько за один лишь год. Да и Карли в последние года три все больше и больше жаловалась на сильные боли в голове, пила антибиотики. Но даже если Тайлеру удастся за год собрать нужную сумму сможет ли она дождаться операции? Голова Блэйка раскалывалась от множества вопросов, на которые он, конечно же, знал ответ. Он лишь не хотел его говорить. Он всей душой не хотел принимать неизбежное, но мысленно он уже все понял. Он уже опустил руки и готов был прощаться со своей сестрой в любой день. Он уже знал, что ему придется похоронить ее, и уже представлял себе, что в ее гробу обязательно будут лежать розы. Красные розы с самыми колючими шипами, какие только сможет найти Тайлер. Именно эти цветы прекрасно подходили под описание их любви: она была прекрасна, но без лепестков, без этой красивой маски, это был лишь колючий стебель, который не нес ничего кроме боли.
Тайлер старался не смотреть в глаза Карли и стал уже сам избегать ее внимания. Она даже не знала, что каждую ночь он сидел рядом с ее кроватью и плакал. Он горько плакал об утрате, которую уже заранее ждал. Он плакал о том, что вся его жизнь, которая заключалась в том, чтобы уберечь этого прекрасного ангела, этого ребенка, была напрасна. Быть может, Тайлер бы даже покончил с собой. Он бы с радостью повесился, не будь он таким трусливым и жалким.
На работе Тайлер уже не впервые услышал от Джейкоба, что тот списывает штраф с него. Ларсен даже не понимал, что Блэйк переживает уже не о смерти Альберта, а о своей умирающей сестре. Максимум, что он мог сказать: «Мне очень жаль, Тайлер, но ты должен работать». И все. Но ему не было жаль. Ему не было жаль, потому что он совершенно не знал, о чем он говорит и что на самом деле переживал Блэйк. Однако Тайлер за год уже настолько привык к этому, что даже не придал значения словам директора. Не так уж и много он теряет, учитывая масштабы того, сколько ему действительно нужно собрать.
Тайлер подошел к тому месту, где они с Альбертом обычно играли. Фортепиано Улама стояло, как и раньше, теперь только оно было покрыто слоем пыли. Альберт очень не любил, когда кто-то посторонний трогал его инструмент и потому следил за ним всегда сам. Теперь же это фортепиано казалось обыкновенным декором. Создавалось такое впечатление, будто его и вовсе там не было. Будто никогда не было Альберта и никогда в ресторане до этого не звучала та замечательная музыка, которую он играл. Тайлер лишь потом осознал, каким хорошим музыкантом был его друг. И теперь о том, что он когда-то был здесь, в «Белом Лебеде, напоминал лишь его инструмент и инструмент Тайлера. Его лучшая скрипка. И эта скрипка была ничуть не хуже той, на которой когда-то играл Немой. Однако он умер в тот же день, когда скончался и Улам.
Тайлер достал свою скрипку из футляра и, взяв смычок, встал на свое законное место. Скрипач поудобнее взял свой инструмент и в последний раз украдкой взглянул на клавишный инструмент, словно ожидал, что бывший его хозяин вновь кивнет ему и первым начнет играть мелодию. Только после этого музыкант прикрыл глаза и принялся играть на скрипке.
Читать дальше