Светлана Макаренко - Мадам [СИ]

…На этом месте ей не всегда удавалось прервать его. Ведь это были — его воспоминания, озаренные тонким пылом игры воображения. И он, чисто по-мужски, желал превратить их в реальность. Ему это удавалось. Потому что и Ей самой это нравилось. Делать игру — явью.

Это игра длилась долго: часами, полуднями, ночами, после которых они оба, взбодрившись струей ледяного душа и глотками крепкого турецкого кофе, вновь усаживались около нежно мерцающего в мягком сумраке комнаты монитора, на котором то и дело возникали причудливые образы, облеченные ею в слова. Иногда он придирчиво выравнивал фразы, отсекая лишнее в них, подобно острому ланцету хирурга. Его хрустально-безупречное чувство стиля, языка, слова, ритма всегда — непостижимое — околдовывало и ошеломляло ее.

— Почему ты сам не пишешь?! — удивлялась она.

— Милая, мое воображение закрыто на замок от меня самого. Ему нужен только такой Хранитель, как Ты, — он притягивал к себе ее голову, целовал макушку, нежно, осторожно, словно касался головы ребенка. — Я не умею придумывать сюжеты и развивать их. Мою тягу к сказкам в детстве перебили математическим и шахматным кружками. Меня туда привел отец. Он хотел, чтобы я стал профессором математики, как и он.

— Но Льюис Керрол тоже был профессором математики, и что? Это же не помешало ему…

Он брал ее подбородок двумя пальцами. В его черносмородиновых глазах прыгали лукавые огоньки, а голос звучал обволакивающе:

— Милая, хочешь, расскажу тебе один большой секрет? Только тебе одной?

Она беспомощно кивала. Что ей еще оставалось делать? Его губы опять были так близко, от его голоса так кружилась голова!

— Я никогда не читал сказку этого сумасшедшего Кэррола. Я ее не понимаю. Предпочитаю Шахерезаду…Там так тонко описаны прелести царевны Будур, что я запомнил на всю жизнь эти сравнения. Сейчас попытаюсь их повторить, если ты не возражаешь?…

Но он дарил ей еще и другие метафоры и тропы… Она тоже запоминала их на всю жизнь. Когда впервые рассказала ему о своей заветной мечте: увидеть Париж, он помолчал, потом, глядя ей в глаза, серьезно произнес:

— А в Париже сумерки — сиреневые. Хемингуэй не ошибся.

— Ты бывал в Париже?! — ахнула она пораженно.

— Ты тоже побываешь, если захочешь. Ты многое можешь. Ты — волшебница. Ты будешь жить в Париже. Я вижу это, когда смотрю в твои глаза. Они — сиреневые. Как сумерки Парижа.

— Не фантазируй! — отмахивалась она, заливисто смеясь. — Во всем мире только у одной женщины сиреневые глаза. Точнее — фиолетовые. Это — Элизабет Тейлор. Я на нее не похожа. Она — гениальная актриса.

— А ты — гениальная писательница. И ты, действительно — Мадам. Твое место в этом городе. И ты будешь жить в Париже. Я знаю это. Придет день, когда ты вспомнишь мои слова, милая…

Этот день пришел. Неожиданно и буднично, ошеломляюще-спокойно, незаметно и ярко — одновременно, как бывает все в нашей Жизни. Все то, чего мы почти не ждем. Все то, в чем уже почти и навсегда — разуверились. Это было так же просто, как сложенные ею сказки. Это было также — непостижимо, как Судьба. Все началось неожиданно, неторопливо, словно новое, неизведанное, постепенно набирало скорость, разбег, размах… В один из солнечных дней, столь редких осенью в столице, он открыл дверь, на чей то торопливый, ранний звонок и вскоре тихо вернулся в комнату, держа в руках толстый пакет с яркими иностранными марками по верхнему краю.

— Что такое? — она сонно приподнялась на локте. — Что там, милый? Почту принесли? Зачем в такую рань? Ясик спит?

— Спит, спит, тихо! Ты сильнее шумишь, чем почтальон. — Он чему-то загадочно улыбался. — Открывай, посмотрим, что там… Какой еще сюрприз нас ждет?

— Ну, уж и сюрприз! — сонно протянула она. — Наверное, это просто очередной заказ из издательства. Они что-то говорили мне о сборнике рассказов для малышей, обещали прислать договор.

— Вот и нет, глупышка! Это пакет от французского издательства «Ashett».

— При чем здесь «Ashett»? — он резко села в постели. Утренняя дрема тотчас покинула ее. — Я не понимаю.

— Зато я, кажется, понимаю. Они прислали тебе пробный вариант перевода твоего романа для подростков на французский язык. — Он уже вчитывался в текст письма на плотной ароматной бумаге, владея чарующим языком ее мечты немного лучше, чем она…

— Да, но как он туда попал, мой роман? Я же не показывала его никому, он уже полгода лежит в столе. Я дописала его за два дня до именин Ясика, в августе… Потом мы все заболели этим осенним гриппом, еле выбрались из его лап. Мне было не до романа, и вообще, я ничего не понимаю!