Евгений Титов - Игра в мечты

Загорелся зелёный, и автобус поплыл дальше. На задней площадке по потнице стекла мальчишки писали и рисовали, видимо, что-то неприличное, уж слишком весёлые рожицы мелькали через их буквы и линии. Они увидели Станислава, начали было тыкать в него пальцами, засмеялись, но быстро исчезли за поворотом.

Станислав проводил взглядом автобус, вздохнул, достал телефон и выбрал из списка вызовов номер жены.

Сигнал не проходил, сразу обрываясь после набора. На шкале – ни одной чёрточки. Нет сигнала! Станислав развернулся, подвигался от торшера в разные стороны. Шкала не поднималась. Тогда он отключил и включил экран снова. Сигнал не появился. Станислав взял торшер и, двигаясь не спеша по тротуару, стал поглядывать на экран, не появится ли сеть. Он понимал, что выглядит со стороны весьма экзотично. Мужчина, делающий вечерний моцион под романтическим последним снегом этой зимы со своими верными друзьями: с торшером в обнимку, который он захватил из дома, не надеясь на приличное уличное освещение, и с мобильным телефоном, который подсвечивал дорогу вместо торшера. Станислав прогулялся взад-вперёд, но связь так и не появилась.

«Да что ж такое? Эх, где же Ленка?» Снег сыпал и сыпал. Рукава толстовки начали мокнуть. В такую погоду нужна куртка с капюшоном, а не пуховая безрукавка. Шапка тоже была сырая. «Дойти до “Спара”, что ли? Она сказала, что “Спар” где-то рядом».

Станислав вернулся на перекрёсток и попытался понять, в какой стороне жена увидела вывеску магазина. Он покрутил головой по сторонам, но вывесок не нашёл. А снег лепил так, что и смотреть-то как следует было невозможно. Он слепил. Казалось, что стоишь под душем. По лицу текла вода, снеговая лавина таяла мгновенно. Станислав вытер в очередной раз глаза, и взгляд его упал на торшер. Абажур засыпало толстым слоем. Стас провёл рукою по деревянной планке, сбросил на тротуар снег вперемешку с водой и осторожно тронул ленточки. Они слегка прогнулись под его ладонью, как спина Атиллы, домашнего любимца, собачки грифона, и радостно заблестели ярко-голубым и розовым цветом, очистившись от пыли десятилетий.

«Пыль эпохи, – подумал Станислав. – Она лежала на ленточках сорок лет. Эта пыль почти моя ровесница. Всё же хорошо, что я нашёл этот торшер, и в таком хорошем состоянии. Главное, всё цело и всё родное. И с “Сириусом” тогда, в прошлом году, мне очень повезло. В идеальном состоянии аппарат, только ножку одну переделать пришлось Бадрику. А иголку родную Миша из «Лиры» подогнал». И настроение Станислава немного улучшилось.

– Эй, парень, светильник где брал, в «Орбите»?

Станислав обернулся. Большая толстощёкая тётка в пальто и пуховом платке, с плавающим в снегу красным лицом, похожая на морское чудовище, тюлениху или морскую львицу, вынырнувшую на берег из океанских глубин, подкралась к Стасу сзади, с двумя хозяйственными сумками в руках.

– Это не из «Орбиты». Это я так, с рук взял.

– С рук? Я надысь такой в «Орбите» видала. А скока платил?

– Недорого, он в хорошем состоянии. Всё целое, родное, ни одной переделки, даже ножки не ржавые.

Станиславу сразу стала симпатична эта тётка, работница какого-нибудь местного предприятия или продавщица.

Ему захотелось рассказать ей и про этот торшер, и про бородатого Владимира, и про старую квартиру, про то, как он долго, очень долго искал по всему огромному бесконечному интернетному пространству именно такой, потому что точно такой же стоял у них в квартире, когда Станислав был ещё пионером и любил зимними вечерами щёлкать карболитовым переключателем, то наполняя небольшую комнату тёплым светом, то погружая её во мрак. В газетнице под полочкой торшера лежали журналы и газеты, которые родителям читать было недосуг.

– А давно стоишь? Питнадцатый проходил?

– Был какой-то. Гармошка. Я думал, такие уже на металл порезали. А у вас ещё ходят.

– Гармошка – эт питнадцатый и есть. Типерь долго его дожидаться. Пойду пешком, быстрей бýдить.

И ушла за снег. А Станислав остался замерзать на перекрёстке. Он выкурил ещё одну кубинскую сигарету, которая совершенно не согрела, и в груди как-то нехорошо заскребло кошкиными когтями – единственное животное, которое Стас на дух не переносил.

«Может, что случилось? Нет, надо дойти до “Спара”. Не хрен тут стоять. Я уже весь мокрый». Редкие прохожие спешили по своим домам, не оглядываясь, не останавливаясь, не замечая его. Станислав прошёл метров двести, остановился и стал вглядываться в темноту, расчёркнутую белой частой рябью. Впереди вместо «Спара» Станислав разглядел весёлую светящуюся надпись на огромном сером здании: «Слава КПСС!», собранную из самых обычных лампочек накаливания. «Держатся ещё в Новопитерске коммунисты. Крепкая, видно, ячейка у них тут, – подумал Станислав. – Надо Ленке будет показать. О! На телефон надо щёлкнуть». Телефон радостно подморгнул Стасу и сдох. «На Ленкин тогда надо снять! Но где же Ленка? Может, с другой стороны улицы подъехала? Точно! Как мы въезжали, и уже ждёт меня возле дома. Она и сказала, что у дома будет ждать».