Алексей Мошин - Два мецената

Сергей Петрович заметил лежавшую на полу под диваном картину и вытащил посмотреть. Это оказался портрет молодой женщины с очень интересным лицом. Немножко неправильные черты были как-то своеобразно миловидны, – симпатичны, и в тоже время что-то страдальческое передал художник в больших выразительных глазах женщины и в чуть-чуть горькой усмешке губ.

– Это жена Виссариона… – сказал Грошев, – недавно он с ней разошёлся… женится на Виландье.

– На знаменитой Виландье? На опереточной певице? – удивился Воронин.

– На ней самой, – хладнокровно подтвердил Грошев и положил портрет жены Виссариона опять под диван.

– Отчего в этом огромном собрании картин, мы не встретили ни одной вещи Зимина?

– А вот же портрет жены Виссариона – работы Зимина… Пять тысяч было заплачено за этот портрет.

– Я не обратил внимание ни на технику, ни на подпись… Меня заинтересовало самое лицо и выражение… И больше нет произведений Зимина?

– Дорожится он слишком… Богат… А Дарины не любят зря деньги бросать…

«А как же все эти квартиры на стороне?» – подумал Сергей Петрович, но ничего не сказал.

Прошли в спальню, где Грошев в постели принимал Сергея Петровича. И в этой комнате все стены были увешаны картинами.

Здесь на полу уже лежал свёрток картин, привезённых Ворониным; лакей принёс этот свёрток сюда, Грошев посмотрел каждую вещь и сказал:

– Может быть, мне удастся устроить, что он и эти купит…Но за комиссию мне десять процентов.

– С удовольствием, – ответил Сергей Петрович, и ответил искренно: «По крайней мере не обязываться ему», – подумал Воронин.

Пошли назад, Сергей Петрович бегло осматривал наиболее понравившиеся ему картины.

Когда они проходили опять через кабинет старика Дарина, Сергей Петрович остановился на минутку и сказал:

– Вот Кирилл Данилович, эффектное местечко для этюда в салонном вкусе…

Из кабинета была видна вся анфилада комнат, потому что все двери были на одной линии. Разные оттенки ковров на полу, драпировок на дверях, мелькавшие кое-где уголки фарфора и бронзы…

– Не правда ли это очень красиво? – спросил Сергей Петрович.

– Вы находите, что это красиво? – раздался за спиной Воронина голос Арсения Кондратьевича.

Старик прошёл в кабинет неожиданно, через комнаты Виссариона.

– Да, мне кажется, что это красивый фон для портрета.

– А мы с вами примем это к сведению, Кирилл Данилович.

– Что ж… можно, – согласился художник.

– Есть у меня альбомчик автографов, – сказал Воронину Арсений Кондратьевич, – не угодно ли взглянуть?..

Старик присел на кресло к письменному столу, отомкнул и выдвинул ящик, достал альбом и стал перелистывать. Страницы из дорогого бристоля, с золотым обрезом были украшены виньетками и на каждой странице был напечатан стишок; Арсений Кондратьевич один стишок прочёл так трогательно, что, казалось, брызнет слеза из глаз старика:

«Плохие чьи-то стихи, – подумал Сергей Петрович, – и ничего в них трогательного нет… экий сентиментальный старик»…

– Здесь у меня есть автографы…

Арсений Кондратьевич назвал ряд знаменитых певцов, музыкантов, несколько известных художников из «Общества внешности», несколько известных актёров.

– Есть у меня здесь и автографы простых смертных, которые почему-либо симпатичны мне… Просил бы и вас, Сергей Петрович, написать что-нибудь…

– Очень, очень благодарен… за честь… но какой же интерес может представлять мой автограф?.. Я просто маленький человек… ничем не замечательный человек…

– Напрасно скромничаете: вы личность незаурядная, Сергей Петрович… К вам благосклонно относятся знаменитые художники… Мне будет приятно, если останется у меня след вашего посещения.

Сергей Петрович должен был написать в альбом старика Дарина своё имя, отчество и фамилию, а так же год, месяц и число.

В кабинет пришла барышня, старик сейчас же взял её за руку, и они стояли рядом, пока писал Сергей Петрович.

В зале послышались быстрые энергичные шаги.

– Виссарион идёт, – сказал старик.

Сергей Петрович увидел джентльмена, красивого на первый взгляд брюнета; его короткие, блестящие, напомаженные волосы были тщательно расчёсаны на косой пробор, бородка острижена клином, усы закручены кверху дугою. Может быть ему было лет тридцать пять, может быть, больше. Он немножко начал полнеть.