Алексей Мошин: Неразлучники

В губернском городе Ронске все их знали:

– Неразлучники!

Так прозвали Речновых, почтмейстера и его жену.

Они гуляли каждый день, в один и тот же час, под руку, по главной Московской улице. Он вёл её любовно, осторожно, сияя улыбкой, полной достоинства, и сознания своего счастья и превосходства над гулявшими другими людьми, которые не умели быть счастливыми.

Она, супруга почтмейстера, прижималась к мужу, склонив головку к его плечу, и, прищурив немножко глаза, смотрела на всех не то покровительственно, не то иронически, – и в то же время на её губах неизменно была чуть заметная улыбка существа довольного собою и счастливого.

Эта парочка была немолодых лет: ему под шестьдесят, а ей под пятьдесят. Оба они казались гораздо моложе: он, потому что брил бороду и красил усы, она – потому что была вообще моложава, а в частности – тайком прибегала к хорошим косметикам, но только чуть-чуть, чтобы совсем даже не было заметно. Они это делали для того, чтобы нравиться друг другу, и чтобы каждому из них было приятнее на самого себя посмотреть лишний раз в зеркало.

У них были дети: дочь, замужем за военным капельмейстером, имевшая в течении семи лет супружества восемь детей, и сын, молодой человек, лет двадцати пяти, женатый, но расставшийся с женой, которая ушла от него с адвокатом. Сын почтмейстера также был прежде на почтовой службе, но когда жена ушла, он запил, опустился до «золотой роты» – и потерял службу. Родители извлекли его из этого состояния, вытрезвили, нарядили, и он жил у них скромным и порядочным человеком, но без дела; отец приискивал для него новую службу.

Мне привелось познакомиться с семьёю почтмейстера Александра Сергеевича Речнова. Несколько раз, когда Речнов видел меня на почте получающим корреспонденцию – он звал к себе, – «на стакан кофе», – и нельзя было отказаться от любезного приглашения этого милого человека. Супруга Речнова, Дарья Ильинична, радушно усаживала меня за стол, накрытый свежей узорчатой скатертью, на которой красовались великолепные китайские чашки и ярко начищенный кофейник, и сама наливала вкусного кофе со сливками. При этом Александр Сергеевич спешил похвастать, что кофе – это почти единственная хозяйственная забота его жены – от остальных он её избавил: сам ходит на базар за провизией, в лавки за закусками и всякими покупками, сам присматривает на кухне, и так – с первого дня их свадьбы. Впрочем, есть ещё у Дарьи Ильиничны заботы: Речнов указывал на цветы в глиняных банках и на подвешенные к окнам красивые клетки с канарейками; жёлтенькие птички прыгали с жёрдочки на жёрдочку, пили из стаканчика в углу клетки воду и клевали семя; иное семечко, по неосторожности птички, вылетало из клетки и падало на блестящий, вылощенный пол.

– Канарейки, кофе и цветы, – больше, слава Богу, у моей жены нет забот… – повторял счастливый почтмейстер.

Избалованная Дарья Ильинична мило улыбалась мужу, немножко прищурив глаза, – а сын Речновых, – Виктор Александрович – красивый молодой человек, в пенсне, с чёрненькими усиками, – любезно подвигал ко мне разнообразное печенье. Этот молодой человек был скромен и даже застенчив.

Как-то раз почтмейстер предложил мне послушать, как играет механическая цитра, которую он недавно приобрёл. И подсев к небольшому лакированному ящику, он стал бережно вертеть ручку, с видом удовольствия на лице, слушая механическую музыку и поглядывая на меня с гордостью обладателя этакого прелестного инструмента.

Иногда милая, пустая, бессодержательная, благодушная беседа за кофе у Речновых прерывалась появлением состоявшего при особе почтмейстера старшего почтальона Филёва с докладом о том, что: «Митяев не явился на службу, – кем прикажете заместить?..» Или: «Кособоков ещё крыши не докрасил, а уже просит, чтобы счёт подписать»… Филёв обращался с докладом не к Александру Сергеевичу, а к Дарье Ильиничне и в то время, как муж задумывался и смотрел на неё вопросительно, – она сейчас же ориентировалась в подобных служебных вопросах и тут же произносила; резолюцию: «Пусть Митяеву напишут в канцелярии, – чтобы он бросил своё безобразие, – а то об его поведении начальнику округа будет сообщено»…

– Помилуйте, – каждый месяц человек запивает, – обращалась Дарья Ильинична уже ко мне, как бы для того, чтобы я не осудил её за такую строгость.

– Кособокову скажите, чтобы докрасил сначала крышу, – да ещё водосточный чан пусть выкрасит – а потом и счёт подпишут…