Маркиз Сад - Эмилия де Турвиль, или жестокосердие братьев

«Если вы и находите в этом некоторую приятность, мадемуазель, – продолжает господин де *** самым доверительным тоном, – то те, кто имеет счастье вас здесь встретить, испытывают ее, несомненно, гораздо сильнее, и если я взял на себя смелость вчера рекомендовать вам не рисковать тем, что могло бы помешать вашим прогулкам, то, по правде сказать, вам не за что меня благодарить: осмелюсь даже уверить вас, мадемуазель, я куда более старался для себя, нежели для вас».

Взгляды, обращенные на меня, были так выразительны… О сударь, кто бы мог подумать, что столь милому человеку я обязана буду однажды моими мучениями! Не таясь, я отвечаю на его излияния; завязалась беседа, мы сделали вместе два круга, и господин де ***, расставаясь, упросил меня сообщить, кому он имел счастье оказать услугу накануне. Я не сочла нужным скрывать свое имя; он тоже назвал себя, и мы простились. В течение месяца мы не прекращали видеться почти каждый день. Нетрудно представить, что за этот месяц мы не могли не признаться друг другу в наших чувствах и не поклясться, что будем испытывать их вечно. Наконец господин де *** стал умолять позволить ему встретиться со мной в менее оживленном, людном месте, нежели общественный сад.

«Я не отваживаюсь предстать перед вашим отцом, прекрасная Эмилия, – говорил он мне, – не имея чести быть с ним знакомым, ибо тотчас вызову у него подозрения насчет мотивов, кои привели меня в его дом, и, вместо содействия нашим планам, поступок этот может лишь сильно им повредить. Однако, если вы действительно настолько милосердны и добры, что не позволите мне умереть от печали, так никогда и не получив от вас в дар того, о чем я осмеливаюсь просить, – я укажу вам, какие средства необходимо для этого применить».

Сначала я отказывалась обсуждать им сказанное, но вскоре проявила слабость и попросила уточнить, о чем идет речь. Средства эти, сударь, состояли в том, чтобы три раза в неделю встречаться на квартире у некой госпожи Берсей, модистки с улицы Арси, за благоразумие и порядочность которой господин де *** ручался, словно за собственную мать.

«Поскольку вам дозволено видеться с вашей тетушкой, живущей, как вы говорили, неподалеку оттуда, надо делать вид, что вы едете к тетушке, на самом деле нанося ей короткие визиты, после чего проводить остальное время у указанной мною женщины. Если тетушку спросят – она ответит, что действительно принимает вас по означенным дням, и никто не станет подсчитывать время ваших визитов; можете не сомневаться, никто не подумает делать это, поверив вам в главном».

Не буду приводить, сударь, все мои возражения господину де *** и попытки отклонить этот план, заставив его прочувствовать все его неудобства. К чему говорить о том, как я сопротивлялась, если в конце концов уступила, пообещав господину де *** исполнить все, что он хочет. Двадцать луидоров, уплаченных им Жюли без моего ведома, способствовали тому, что она была всецело на его стороне. Я же с тех пор лишь приближала свою погибель. Еще усугубляя ее неотвратимость, я, желая подольше упиваться свободным временем, вкушая сладкий яд, отравляющий мне сердце, сделала тетушке ложное признание. Я наплела, что одна молодая дама из числа моих подруг (после переговоров та согласилась впоследствии это подтвердить) по доброте своей предлагает мне три раза в неделю свою ложу в Комеди Франсез. Не отваживаюсь рассказать это отцу из страха, что он воспротивится, однако сообщу ему, что бываю в это время у нее, и умоляю ее это удостоверить. После непродолжительных уговоров, не устояв перед моим напором, тетушка согласилась. Мы условились, что вместо меня будет приходить Жюли, а, возвращаясь после спектакля, я буду за ней заезжать, чтобы вернуться домой вдвоем. Я тысячу раз обнимаю тетушку. Вот оно, пагубное ослепление страстей: я благодарила ее за то, что она способствовала моей гибели, за то, что открывала двери для заблуждений, которые должны были вскоре подвести меня к краю пропасти!

Итак, начались наши свидания у Берсей. Магазин ее показался мне великолепным, дом – благопристойным, и сама эта сорокалетняя женщина внушала мне полное доверие. Увы, оно оказалось чрезмерным и в отношении нее, и в отношении моего возлюбленного, предавшего меня. Пришло время сознаться, сударь… Во время шестой по счету встречи в этом роковом доме он уже имел такую власть надо мной, что сумел воспользоваться моей слабостью и соблазнить меня. Я сделалась в его руках кумиром его страсти и жертвой своей собственной. Горькие наслаждения, скольких слез и скольких угрызений совести вы мне уже стоили! Вы будете разрывать мое сердце до последнего моего вздоха!