Михаил Башкиров - Южный череп

Ольга методично прощупала обширный участок шеи, выискивая эрогенные зоны, промассировала возбужденно пульсирующую артерию и, не убирая рук, нависла над Максом, наклонилась, нежно коснулась шершавыми губами чувствительной кожи, а затем резко, неожиданно, зло впилась зубами в намеченную точку.

Макс дернулся, но она навалилась всем телом и переплела свои ноги с его ногами, а ее руки вцепились ему в волосы.

Шея Макса онемела, и он перестал чувствовать боль, но то, что из него высасывают кровь, еще соображал.

Высвободив правую руку, Макс отыскал свалившийся с матраца тесак и наугад со всего размаху ударил в спину ошалевшей, урчащей от удовольствия Ольги.

Она даже не вскрикнула, но ослабила хватку и грузно отвалилась и поползла к себе.

Зажимая прокушенную шею немеющей рукой, Макс, шатаясь, выбрался из палатки и шагнул к затухающему костру.

Тихая милая Любаша обнимала Владика.

Хрипя, булькая, свистя горлом, Макс сделал еще пару неверных шагов и сквозь колеблющуюся пелену, в умирающем отблеске вскинувшегося пламени различил сидящего с ружьем на коленях Владика и Любашу, прочно присосавшуюся к беззащитной шее уснувшего натуралиста.

Ее юркие пальцы сноровисто поглаживали сонное бледное лицо доверчивого друга.

Макс шарахнулся в сторону, запнулся о натянутый шнур и, падая, угодил лбом в тысячелетний валун…

Петр проснулся среди ночи от шума и возни в палатке; кто-то энергично шебуршился возле матраца.

Периодически палатка тряслась и туго гудела.

– С ума посходили, что ли?

Петр включил фонарик.

– Прекратите сейчас же!

Одетая Любаша и голая Светка отчаянно боролись, стоя на коленях.

Плечи, руки и шея Светки были покрыты укусами.

А Любаша до ушей вымазалась в крови.

– Вы что не поделили?

Петр сел, не отводя фонарика с застывших вздорных, глупых девчонок.

– Мужиков на всех хватит!

Любаша вдруг отпустила Светку, оскалилась, крутанулась и на четвереньках выскочила наружу.

– Отделала тебя эта тварь!..

Петр протянул руку к распущенным всклоченным волосам Светки.

– Бедненькая…

– Мой, ты мой!

Светка, тряхнув расцарапанными грудями, кинулась на Петра.

– Мо-о-о-о-ой!

Фонарик отлетел в дальний угол, но не погас.

Петр опрокинулся на спину, но в последний момент инстинктивно успел ногами оттолкнуть взбесившуюся Светку.

– Убью!

Петр сгруппировался для отражения новой атаки.

– Не подходи, убью!

– Мо-о-о-о-ой!

Светка накатила голым, липким, тяжелым комом.

Петр метнулся через нее к выходу.

Он точно рассчитал нырок и только зацепил коленями распластанное тело.

Костер едва тлел.

Схватив охапку сухих веток, Петр загрузил костер и обернулся к своей палатке.

Но тут кто-то сбоку бросился на него.

Петр отклонился, и противник мягко рухнул рядом с разгорающимся хворостом.

Это была Любаша.

Петр попятился и наконец увидел растерзанного Владика.

Ружье валялось рядом.

– Вот тебе Южный Череп!

Петр подхватил ружье, взвел курки и нацелился в подымающуюся Любашу.

– Вот тебе и осиновый кол!

Не обращая внимания на угрозу, Любаша, растопырив пальцы и причмокивая губами, опять кинулась к желанной сладостной жертве, и лишь выстрел в упор пресек ее преступные намерения.

Держа палец на втором спусковом крючке, Петр подошел к отброшенному пулей телу, наклонился и повернул голову Любаши.

За ухом он увидел раздувшегося от крови, черного, поблескивающего чешуйчатым панцирем клеща.

Когда Петр выпрямился, то у костра на четвереньках стояла Светка, готовясь к прыжку.

Пуля нашла ее в момент старта.

До рассвета Петр просидел в палатке, не выпуская перезаряженное ружье из рук.

Несколько раз он вставлял в рот воняющие порохом стволы, но никак не мог заставить себя хотя бы попробовать дотянуться до спуска.

Кончить жизнь самоубийством казалось ему наилучшим выходом из безумной ситуации.

Девчонки-вампиры… Бред… Скорей всего, сошли с ума из-за неизвестной инфекции… А здешние клещи – лишь переносчики страшной заразы… Бред…

Ночь таяла, но птицы упорно молчали.

Вдруг Петр услышал рядом с палаткой шаги.

Выглянул.

В наползающем тумане робко чадил костер.

Петр, стараясь не шуметь, покинул палатку.

За валунами, между чернеющими стволами лиственниц, на склоне, затянутом влажной завесой, мелькнули вереницей три шатающихся женских силуэта.

Петр выстрелил наугад дуплетом, постоял у кострища, снял с окоченевшего Владика патронташ и пошел искать крутую, скользкую, ведущую на перевал тропу…