Эдуард Ковчун - Абракадабра

Окончив лекцию, Серафима Арнольдовна, опять‑таки бесплатно пользуясь заслуженной льготой, добиралась городским пассажирским транспортом (кроме, конечно, такси) в родную просторную двухкомнатную старой улучшенной планировки квартиру и начинала помогать по хозяйству женам своих четырех внуков — воспитывать в духе коммунистических идеалов своих шестерых правнуков.

3. Право на прописку, или Кто у нас считается ближайшим родственником.

Квартира Серафимы Арнольдовны была действительно просторной, так как в ней были прописаны она и семья младшего внука, что на душу прописанных получалось чуть больше нашей советской нормы — 6 квадратных метров жилой площади. Остальные живущие с ней еще три семьи внуков в расчет не брались, так как на этой жилплощади прописаны не были. Помотавшись по стране в поисках заработка, поживши в «балках» и общежитиях и так нигде не сумев дождаться и «выбить» квартир, они все приехали в благословенный южный сытый Зеленодар к любимой бабушке. Но по нашим советским законам прописаться на бабушкину жилплощадь они уже не могли, норма была уже занята, а сверх нормы по тем же законам могли прописаться только ближайшие родственники — дети к родителям или родители к детям.

Внуков же близкими родственниками опять‑таки наши советские (кстати, и сегодняшние) законы считать запрещают, поэтому прописка их к бабушкам, если у них не осталось нормативной жилплощади 6 метров на душу, категорически не допускается. Так что и сегодня, при «демократах», господа внуки, не очень-то разевайте рот на квартиры ваших бабушек, так как вы сейчас очень, очень далекие родственники — примерно как от Москвы до Нью–Йорка.

В результате таких законов семьи приехавших трех, после первого, внуков прописались за наличный расчет у других, чужих, бабушек и дедушек, которые имели сверхнормативную жилплощадь. Но прописались они без права проживания, а посему жили у своей бабушки в ее просторной двухкомнатной квартире. Поэтому де–юре Серафима Арнольдовна и прописанная на ее жилплощади часть семьи жильем по норме была обеспечена, а де–факто на одного члена всей проживающей в квартире семьи приходилось где‑то около двух метров жилой площади, что, кстати, тоже было нормой, но на кладбище. Но при этом ни в каких очередях льготных или простых, на производстве или в райисполкоме, на улучшение жилищных условий семья Камергерской стоять не имела никакого малейшего права.

4. Конфуз зеленодарской милиции.

Но после того, как в трехкомнатную квартиру поселился с женой и дочкой новый секретарь крайкома (второй или третий по рангу — точных данных нет, партийная тайна) Иван Федорович Медъяков, семье Серафимы Арнольдовны Камергерской здорово посчастливилось. И даже не один раз, а два. Но о втором разе позже. А в первый раз счастье улыбнулось ей в виде расширения жилплощади.

Причем улыбнулось оно не со стороны крайкома КПСС, не от жилкомиссии райисполкома, не от общества ветеранов войны и труда и даже не от ВООПИиКа — Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (а ведь здесь был прямой резон — Серафима Арнольдовна давно была этим самым живым памятником). А помощь пришла, представьте себе, от милиции. И даже не просто от милиции, а от конкретного сержанта Ивана Рябчуна, одного из тех сержантов, которые осуществляли круглосуточную охрану покоя семьи товарища Медъякова в однокомнатной квартире, находящейся, как уже описывалось выше, между квартирами Ивана Федоровича и Серафимы Арнольдовны.

Ну, а если говорить прямо, то в улучшении жилищных условий семьи Камергерской был виноват не столько сам сержант Иван Рябчун, сколько его необоримая страсть к сексу, переданная ему с генами его предков — вольных запорожских казаков.

И уж если говорить без обиняков и совсем правду, то главную роль здесь сыграла даже не сексуальность сержанта Рябчуна, а проверяющая милицейские посты лейтенант Вера Ступак, также потомственная казачка и горячая партнерша по сексу сержанта Рябчуна.

А дело было так. Как известно, у партийных секретарей была постоянно страшная рабочая загрузка, постоянная нехватка времени. И чем выше пост, тем загрузка и дефицит времени больше. Поэтому партийные секретари, в соответствии с советским законом о ненормированном, для работников умственного труда, рабочем дне, постоянно умственно работали все 24 часа в сутки, даже когда они занимались сексом (правда, точно не установлено, занимались ли, было ли у них на это время), ели и спали.