Владимир Дэс - Боль (сборник)

В общем, я, не ожидая такого напора, растерялся. Грешным делом подумал, что она предложит прямо здесь, сейчас сотворить нового гения.

И не знаю, как развивались бы события, но мне, видимо от этих предположений, сделалось плохо. Переволновался. Больное сердце.

Очевидно, я так побледнел и так судорожно стал шарить по карманам в поисках валидола, что не только она, но и люди на вокзале испугались и вызвали «скорую помощь».

Так я оказался в больнице.

И, конечно, Ивана поехала со мной. Потом примчались жена с дочерью и очень удивились, увидев у моей больничной койки юную загорелую девушку.

Мне не пришлось ничего объяснять. Все объяснила Ивана со слезами раскаяния и упреками в своей беспечности.

И в этом она была настолько чиста, что обид не возникло. Оставив меня под капельницей, мои женщины вместе с Иваной уехали к нам домой.

Вся моя семья приняла Ивану и полюбила. Да ее и нельзя было не полюбить.

Родилась она в Сочи.

Отца не помнит. Ей говорили, что отец ее сербский моряк. От него и это странное имя.

Мать продавала мороженое возле портового пляжа, там и познакомилась с красавцем моряком. Затем родилась она. Когда корабли Югославии еще заходили в сочинский порт, отец пару раз навещал молодую маму и дочь, а потом пропал.

Мать растила ее одна и по-прежнему продавала мороженое.

Ивана пошла в школу и, познакомившись с творчеством Достоевского, вбила себе в голову идею, что у нее должен быть ребенок от этого гениального писателя. Не от него самого, конечно, а от его потомка по мужской линии.

Чтобы легче было осуществить эту мечту, она даже одно время закружила роман с одним мальчиком. Но осторожно. Только для того, чтобы лишить себя девственности. А когда это произошло, она решительно прервала этот роман и стала усердно искать достойного потомка Федора Михайловича.

На грех я оказался единственный в России еще на что-то способный потомок-мужчина, правда теоретически, в наследственной ветви гения.

И вот поэтому она очутилась здесь.

В нашей семье.

А я в – больнице.

К тому моменту как я выписался из больницы, Ивана прижилась в нашей семье. Попытку моего соблазнения все уже воспринимали со смехом, в том числе и она.

В тот вечер, когда она уже собиралась уезжать, начались события в Сербии, которые взбудоражили весь мир, а особенно ее. Американцы бомбили родину ее отца, родину ее предков.

Она прямо прилипла к телевизору.

– Они бомбят мою родину. Они убивают моего отца. Я должна быть там. Я его найду. Он может быть уже ранен. Еду туда.

Мы пытались ее удержать, успокоить, но все было бесполезно.

Она умчалась к себе в Сочи, а оттуда в Сербию.

Почему я об этом знаю? Она мне звонила из столицы Сербии. Умоляла:

– Вы же потомок Достоевского. Вас послушают. Идите к Ельцину. Пусть он атомную, нет, лучше водородную бомбу сбросит на Америку. Я вас прошу. Ведь за Вашей спиной Бог, а не Дъявол.

Я не знал что ей сказать на это.

А когда стал объяснять, что меня в Кремле и на порог не пустят, она расплакалась и положила трубку.

Потом я видел ее несколько раз по телевизору. Она была в Сараево на мосту, который должны были бомбить американцы.

Она махала флагом своей новой родины и грозила американским самолетам своим кулачком.

Американцы этот мост так и не разбомбили.

Потом ее показывали у нашего Кремля в Москве. Она рвалась к Ельцину просить у него атомное оружие.

– Они нас бомбят. Они убили моего отца. Смерть американцам! – кричала она в телекамеры на Красной площади.

Так я узнал, а вернее предположил, что она нашла своего отца, и что он погиб во время бомбежек.

Написал ей письмо на адрес Сочи.

Пригласил ее к себе.

Она долго не отвечала. Ничего ни от нее, ни о ней не было слышно года два.

Наконец, однажды зимним вечером к нам в дверь позвонили.

У меня сердце екнуло: «Ивана».

Я открыл дверь.

За порогом стояла она.

Когда она разделась и поставила на пол бесчисленное количество своих чемоданов, мне стало больно.

Она сильно постарела, если это слово подходит к двадцатилетней девушке.

У нее был рак, и она потихоньку умирала. Но умирало тело, а не душа. Душой она была все также молода и энергична, как и в тот день, когда я ее увидел впервые на вокзале.

Мое здоровье тоже было неважным. Жена скончалась год назад. От переживаний сердце совсем стало ни к черту. Врачи прописали мне постельный режим, и я в основном лежал на диване.

Дочь с мужем и внуком наконец определились в жизни и уехали жить и работать в Санкт-Петербург.