Слав Караславов: Имя твоё прекрасное

Натрудится, бывало, еле тащит охапку. За лето исходили все вырубки около села. Все больше, больше надо! От жадности и умерла: надорвалась. Последняя ноша была такой тяжелой, что не выдержала старуха, слегла. Начала харкать кровью. Девушка оставалась дома, доглядывала за ней. В это время она познакомилась с учителем, бегала к нему за книгами. Но вскоре забросила книги и стала его избегать. Что‑то случилось с ней, но что? Девушка не могла себе этого объяснить. Как только слышала его голос, сердце ее начинало беспокойно биться, ноги подкашивались. Странная слабость сковывала ее тело. Девушка не смела поднять на него глаз. И только когда он проходил мимо, провожала его долгим взглядом, как бы стараясь запомнить, сохранить для себя. Он был высокий и стройный, с буйным русым чубом, с летящим, словно большая красная бабочка, галстуком. После каждой такой неожиданной встречи девушку тянуло к цветам, и она уходила в маленький садик за домом и подолгу поливала их. И так однажды, кто знает почему, вспомнилась ей давным-давно услышанная песня. Правда, только первые строчки, но и этого было довольно.

Жени меня, мама, дай мне дом,

Молодым да женатым хочу пожить…

Песня прилетела сама, как те золотистые пчелы, что слетаются от цветка к цветку. Наверно, ее произнесли многие губы, прежде чем она появилась в пестром садике. Она не отпугнула ее, а обрадовалась. И вдруг ей открылось, что с песней пришел учитель и она любит его. Выбежала на узкую булыжную улицу и заспешила к школе. Постояла на углу, не решаясь шагнуть дальше. После полудня она по кизиловой поляне поднялась в гору над селом и оттуда долго смотрела на школу. На переменах ребята выбегали на дворик, дурачились, но учитель не появлялся. Она увидела его только под вечер. В косых лучах солнца его галстук горел, словно красный мак. Приложив козырьком ладонь к глазам, девушка стояла и смотрела на это маленькое пламя. Опомнилась лишь тогда, когда учитель, уходя, скрылся за ближними домами. Наверно, он спешил в город. Она подумала об этом, разглядев на маленькой сельской площади черный кособокий фаэтон. Он-то и ввел ее в заблуждение. Она невесело зашагала обратно по поляне. Цветы ластились к ее босым ногам, но она не замечала их ласки. Думала об учителе. Наверно, у него была в городе ученая и красивая, как и он, женщина. Но тут мысли ее один миг разметались, как вспугнутые птенцы куропатки из гнезда. Навстречу ей через поляну по той же тропе шагал учитель. В руке его дрожал алый цветок, как удивительная спелая земляника. Девушка остановилась, сойдя с тропинки и не зная, что делать. Щеки ее горели. Учитель улыбался.

— Сколько раз я спрашивал слугу, где растет дурман-трава. В ответ он качал головой, будто немой. А я сразу нашел! Смотри! — И он протянул алый цветок. — Красивый, как ты…

Девушка смутилась. Щеки ее запылали. Она не знала, что ответить учителю, и стояла перед ним, смущенная и беспомощная, и сердце ее билось, как у пойманной птицы.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать!..

— А имя у тебя прекрасное — Цвета!.. Ты прочитала книги, те, что я тебе дал?..

— Прочитала…

— Приходи еще, дам тебе поинтереснее.

— Ладно, — еле слышно проговорила девушка.

Учитель на прощание поднял руку с цветком, и его широкие плечи заслонили весь горизонт. Девушка помчалась вниз, ее тонкая гибкая фигурка была похожа на цветное облачко. И, спрятавшись на сеновале от посторонних взглядов, долго лежала — руки под голову — на прошлогоднем сене, вытянувшись, юная, но с мечтам взрослой женщины. Стараясь повторять про себя богатый интонациями, как радуга своими семью цветами, его голос: «А имя у тебя прекрасное — Цвета…» Называл ее Цветанка, Цеца. Считали, куда еще ей! До подружек не дотянула — годами молода, ростиком мала и характером стеснительна. А тут вдруг — Цвета. Девушка впервые открывала красоту своего имени — Цвета! Она хотела произнести его с той интонацией восторга, от которой дрогнул голос учителя, и никак не могла. Девушка бессознательно уловила в том голосе мужское волнение. Она еще не знала, что это такое. Да разве был опыт у нее в этих делах? Первое чувство свалилось нежданно и неожиданно, лишило ее спокойствия. Она переживала его глубоко в себе, и трепетала, как лесная паутинка от дуновения таинственного ветерка. Мысли об учителе были ясные, чистые. Он был для нее лучше всех на свете, именно его она так долго ждала. Осмелилась пойти нему за книгами и после, читая их, видела только его. Близкие ей герои принимали его черты, сила первой любви отметала все его недостатки. Для нее он жил в незаметном волнении леса под ветром, в загадочном цветении полян, во всем этом лесном мире. Чувствительная душа девушки открывала его везде. Дерево, приютившее в своих ветвях птичье гнездо, — это он, потому что оно было богаче своих соседей заботами о лесном песенном мире, и богатство это — та тайна, которую оно хранило под своей сенью. Девушку считали нелюдимкой. Но она ее была такой. Сельчане убедили ее в том, что она дурнушка, потому что не отвечала крестьянским представлениям о красоте, непременно требующим крепкой фигуры, сильных ног, развитых грудей. Она же была мала ростом, с тонкими нежными чертами лица, словно тщательно отделанного мастером-ювелиром, который выработал свое собственное чувство красоты и сделал это с каким-то внутренним смущением в связи с тем, что показывает ее людям. И потому он постарался все смягчить, уменьшить, чтобы не лезло в глаза другим, оставаясь только его открытием. И он позабыл, что детское имя Цеца может вдруг засветиться, запламенеть живой красотой природы, как полевой букет, и очаровать своими красками. Цвета!.. Девушка сама познавала себя. Она подолгу смотрелась в зеркало, руки незаметно обегали тело: что она такое представляет из себя? И открывала, что она вовсе не замухрышка, какой до сих пор казалась себе. Если такой человек, как учитель, заметил ее, значит, она может кому-то понравиться. Мысли эти смущали ее, но она не могла отогнать их. С ней произошло что-то значительное, и стоило ли скрываться от него? В ее глазах появился особый блеск, в движениях тела открылась удивительная гибкость, делающая его нетерпеливым и напряженным. Уже не раз при встрече она ловила на себе взгляд учителя, замечая в нем странный свет, который, как теплый весенний ветер в ущелье, охватывал ее, готовый унести, куда ему заблагорассудится. Девушка то поддавалась этому странному ветру, то вдруг пугалась, останавливала себя, с трудом преодолевая его напористость. Ее сдерживало чувство стыда, ведь все происходило на глазах у людей маленького села, где нет тайн. Но ей достаточно было и того, что она нравилась учителю. Об остальном боялась признаться даже себе: вдруг ошибется, вообразит то, чего и близко нет. Лесная поляна и тропинка к ней стали для нее сейчас самыми милыми местами на свете. Каждый день она бывала там, и взгляд ее не мог оторваться от окон школы. Шло лето, вот-вот детей распустят на каникулы, а учитель уедет. При мысли о предстоящем девушка вздрагивала, лицо ее темнело, взгляд делался пустым, и она сидела потерянная, как жаворонок, оставшийся голоса. Это и подвело ее: она поздно заметила отряд полицейских. Он появился внизу на дороге и скоро разделился надвое: одни направились узкой улицей села, другие — берегом реки. Между ними стояла школа. Сердце девушки сжалось от догадки: они кого-то искали, они искали учителя!.. Залегли позади каменной ограды, и только двое двинулись к дверям школы. Они шли осторожно, видно, тишина пугала их. И вдруг девушку охватило странное радостное чувство: боятся его! Сколько их набежало ради одного, а он провел их за нос, улизнул. Вон он где, напротив поляны, в ложбине, вместе со школьниками. Дети, словно солнечные зайчики, прятались под листьями. Голосов не слышно — глушила зелень буков. Девушке был виден красивый галстук на груди учителя, и это вызывало в ее сердце радость. Только бы не нашли его. А что, если… И сердце ее забилосьтревожно. Она спустилась по тропинке, пробралась под фруктовыми деревьями. И неожиданно появилась из-за буковой зелени там, где сидел он. Ее стеснительности как не бывало, тревога за него заставила ее торопиться. Он был отдельно от ребят, которые толпились на той стороне поляны, занятые своей игрой. И она крикнула ему:

Читать дальше