Евгений Фрейберг: Рек и Рея на линкоре

Вернувшись перед обедом, я увидел, что зверята мирно лежат под столом, и в каюте полный порядок. Но вдруг на палубе увидел маленький кусочек желтой кожи. «Откуда эта кожа?! — недоумевал я, разглядывая следы острых зубов по краям куска.— Неужели это от моих боксерских перчаток?!» Посмотрел на переборку, где они висели,— там их не оказалось! А под волчатами, спящими на моем белом кителе, вся палуба была покрыта слоем мелко изгрызанной кожи. Это было все, что осталось от моих новых перчаток!

«Несколько дней еще надо перетерпеть, а на палубе уж с ними никаких хлопот не будет, — решил я. — Пушки им будут не по зубам!

Очень скоро волчата почувствовали себя хозяевами в своем новом логове, и когда я приходил домой, весело бросались ко мне, виляли хвостами и ласкались. Они даже пытались заглядывать в иллюминатор.

Однажды, когда я дежурил по кораблю, ко мне подбежал вахтенный матрос.

— Господин мичман! Разрешите доложить! Из иллюминатора вашей каюты какие-то рожи выглядывают! Глаза сверкают!

Я подошел к борту и увидел в иллюминаторе волчьи морды...

— На место! — тихо приказал я. Головы скрылись, но тут же снова появились. — Что я сказал?! — сердито повторил я. — На место! Живо!

Головы исчезли, и после этого я стал закрывать иллюминатор.

Волчата быстро подрастали, и жизнь в каюте с ними становилась невозможной. Я решил, что пришло время улучшить их жилищное положение, да и самому отдохнуть от довольно беззастенчивых сожителей. На следующий день я наметил совершить великое переселение волчьего племени.

Рано утром, задолго до подъема флага, я вынес своих питомцев на палубу. Волчата испугались, поджали хвосты, со страхом поглядывали вокруг и ни на шаг не отходили от меня. Но вот Рея что-то зачуяла, подняла голову и, нюхая воздух, крадучись поползла по палубе. Рек, конечно, последовал за ней. У камбуза, откуда разносились вкусные запахи, зверята остановились. Вдруг дверь камбуза распахнулась, и в ней показался кок в ослепительно белом наряде. Волчата в диком страхе бросились прочь и по дороге чуть не сбили с ног матроса, который только что вышел на палубу и еще не очухался от сна. Они подбежали ко мне и только тогда обернулись, но страшная белая фигура уже исчезла.

После вкусной каши, которой я накормил волчат, они забрались под орудийную двенадцатидюймовую башню, улеглись там и оттуда стали наблюдать за проходящими мимо людьми.

Июньское солнце ласково светило с безоблачного неба и нагревало стальные броневые плиты башни. Волчата свернулись клубочками и заснули. Только вечером они вылезли из своего укрытия и отправились на прогулку.

Зверята быстро привыкли к палубной жизни, и даже шум сотен топающих и бегущих ног их не тревожил. Но когда началась большая утренняя приборка и по палубам побежали веселые бурлящие ручьи, они струхнули и бросились поспешно вниз по трапу. Услышав шум в коридоре, я открыл дверь, и в каюту ввалились перепуганные и мокрые зверьки. Но прошло несколько дней, и они уже не боялись хлещущих из растянутых шлангов потоков воды. Зверята бегали по мокрой палубе и играли. Особенно нравилось им вцепляться в длинные космы швабр и на них кататься под дружный смех матросов.

Однажды, когда я дежурил по кораблю, ко мне подошел Кротов.

— Удивительно, господин мичман, какие памятливые эти волки! До сих пор меня помнят и часто наведываются ко мне в кубрик. А недавно стали мы бороться с Петровым, так они на него набросились — еле их удержал! Неделя прошла, а они все на него скалятся. Чуть подойдет ко мне — они рычат. Петров сахаром их задабривал и мясо из камбуза таскал — никакого толку! Сахар съедят, а потом все равно зубы скалят...

Я и сам удивлялся памяти своих питомцев. Много времени уже прошло с тех пор, как они покинули каюту и выглядывали в иллюминатор. А на днях они спустились на срез кормовой палубы и сразу вспомнили — стали тянуться к иллюминатору, прыгать, словно хотели вновь попасть в каюту, где провели первые дни неволи.

— Они отлично понимают, как кто к ним относится, — продолжал Кротов. — Кок погрозил им как-то поварешкой, так теперь они и близко к нему не подходят. А он им и мясо и косточки подкидывает — все равно не признают его! Очень памятливый народ!

Единственно к чему не смогли привыкнуть волки — это к пушечным выстрелам, когда корабль выходил в море для учебных стрельб.

После первого же залпа они бросались к люкам, кубарем скатывались по трапам и прятались в жилой палубе. Стрельба заканчивалась, корабль возвращался на рейд, а волчата долго еще отсиживались в укромных уголках корабля и не показывались.