Игорь Соколов: Как моя жена изменяла мне (сборник)

И тогда жена изменяет своему мужу…

«Как лунатик она подошла поздним вечером к ресторану, к часу закрытия, когда оттуда стали как горошины высыпаться на засыпающую улицу подвыпившие мужчины…

– Хотите, – она стыдливо взяла за руку офицера-моряка и повела его к темным аллеям городского парка…

– Хочу! – рявкнул офицер, хищно сжимая ее и тут же падая с ней в кусты…

– Ах, не надо! – с удивлением и отчаянием вскрикнула она, но офицер сделал свое дело, оставив ей каплю семени в лоне, оставив часть себя в ее грязном и порочном теле…»

Так жена становится беременной от первого попавшегося ей мужчины…

«Она мучилась и страдала как раненая львица… Всем сердцем она чувствовала свою рану и зализывала ее, и проливала ночами горькие слезы, когда ее возлюбленный приходил поздно и пьяный, после очередной случки со своей сукой-студенткой…

О, если бы он только знал, как она страдала, как прижалась к нему всем телом и просила от него Любви, той самой нежной ласки, того первого и страстного прикосновения к ее телу, как тогда в первый раз в весеннем лесу…

Но муж храпел и видел сладкий сон, ему, увы, она была уж не нужна… То есть нужна словно домашняя собака, что зная место свое, здесь живет и спит…»

Наконец она устает от угрызений совести и открывается мужу…

«Да, я жду прекрасного ребенка, но только он не от тебя! – она сказала это, прикусив губу, и он увидел кровь… Кровь на лице ее и грех в ее Душе был отражением того, что с ним же было…

– Я, я прощаю, – его голос задрожал, и слезы потекли как кровь из ранки…

– Я тоже, – прошептала и жена… И словно Тайна в темноте их старой спальни вдруг засветилась трепетным лучом, взывая все обиды к вечной скорби… Они, лаская всеми бурями себя, пред другом встали на колени, и страсть их поглотила точно тьма…»

Так муж прощает жену, а жена прощает мужа…

«И происходит чудо… Люди стоящие на грани собственного безумия и Смерти снова любят друг друга, и умирают почти одновременно, смешивая свою боль с любовью, они тихо умирают во сне, привидевшись любовникам тенями…»

Концовка рассказа выглядит смутным очертанием заблудившегося в самом себе времени, что, однако не помешало мне пролить две чистых слезы, одну за нее, другую – за него… Ибо я испытывал страх страдания, страдания собственной плоти, и видел этот страх во всяком другом…

Так добро и зло смешанные со смыслом нашего бессмысленного существования прорываются в Вечность, чтобы до всех донести эту священную и самую Последнюю Правду Любви… Люди как корабли прорываются в Вечность…

Она совсем не умела себя вести в постели… Мало того, что она верещала как безумная, она еще царапалась, кусалась и дралась…

Впрочем, когда меня увидела жена с огромным багровым фингалом под левым глазом, о царапинах на спине никаких вопросов уже не возникало…

Конечно, она была волшебницей в своем искусном деле…

Такой бешенной страсти во мне не рожала еще ни одна на свете женщина…

И все же быть судьей и все время ходить с фингалом то под одним, а то под другим глазом, как-то неприлично…

Да и засосы на шее никак не могут украсить человека в черной мантии… А посему я предъявил ей через две недели ультиматум, или я надеваю на нее наручники и намордник, или мы просто расстаемся…

Увы, но эта бестия даже в наручниках и наморднике, так умудрялась меня неистово обнимать, что по всей роже, и на всех остальных частях тела оставались весьма большущие синяки…

К таким яростным схваткам я никак не был готов…

Пришлось после каждого раза брать больничный, а жене говорить, что меня опять побили обиженные родственники моего очередного осужденного…

Однако главный кошмар случился, когда ее привели ко мне уже совсем в других наручниках… Оказалось, что она как-то случайно, может даже и не со злости, но все же задела и поцарапала Ивана Петровича, то есть глубокоуважаемого человека, а если уж говорить начистоту, то мэра нашего немного уважаемого города…

Мне уже позвонили и сказали, что если я ей не дам 5 лет, то мне самому придумают какие не то кандалы…

Бедная девочка, и зачем ты только допустила до себя эту пьяную сволочь…

Простите Иван Петрович, но Вас то я знаю не понаслышке…

Не улыбайтесь и не смейтесь, свинья Вы этакая, да я не вслух, я это так, про себя в мыслях… Да-уж, и она вон смотрит на меня как на спасителя своего, а я думу думаю, как бы мне полегче попалачествовать…