Олег Суворов: Амазонка

А ведь я согласилась заниматься самообороной не столько из страха перед будущими изнасилованиями, сколько в надежде на возможные приставания!

«…Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался Рудольф. Родригес только этого и ждал, стремительно отправив ему навстречу кресло. Ловко поймав его обеими руками, рыжеволосый немец тем не менее опрокинулся на спину и на несколько мгновений выбыл из игры. Но в дверном проеме возник его индейский напарник с пистолетом в руке. Не раздумывая ни секунды, он выстрелил, но Родригес уже успел откатиться в сторону.

— Не стреляй, кретин! — пронзительно завизжала девушка, и индеец на мгновение дрогнул.

Этого мгновения оказалось достаточно для полицейского инспектора, который успел отправить в голову противника початую бутылку шотландского виски. Тот вскрикнул и схватился за разбитое лицо, по которому обильно струился превосходный напиток.

В это время Рудольф успел подняться на ноги, и они с Родригесом бросились навстречу друг другу, словно друзья, которые давно не виделись. Удар ногой по руке отвел очередной выстрел в сторону, а удар рукой в висок настолько огорчил немца, что тот обиженно хрюкнул и отправился на пол искать свой пистолет, который оказался там за мгновение до этого. Предоставив ему возможность заниматься этими поисками, Родригес вновь уделил внимание своему второму партнеру. Видя, что индеец все еще продолжает стоять на месте, облизывая виски, инспектор с такой силой дернул противника за ноги, что тот приложился затылком к полу.

Когда Рудольф вновь стал подавать признаки жизни, Родригес попытался закончить игру, сметя со стола все стаканы и бутылки и прихлопнув немца козырным тузом. Но даже из-под обломков стола этот упрямец, на манер гигантского краба, все еще пытался шевелить одной клешней. Инспектор решительно пресек эту робкую попытку, наступив на руку Рудольфу и быстро подняв пистолет. В этот момент индеец привстал на четвереньки. Подняться выше ему уже не пришлось. Вторая пуля навсегда угомонила Рудольфа и поставила окончательную точку в этой азартной игре.

Разгоряченный, победно улыбающийся Родригес оглянулся на Хелен. Как все-таки приятно выглядеть суперменом в глазах красивой девушки!

— Они оба мертвы? — робко спросила она, осторожно приподнимаясь с пола.

— Можно сказать и так, — снисходительно согласился инспектор. — Надеюсь, это вас не слишком опечалит?».

Уфф! Я сделала последнее исправление и отложила рукопись в сторону. Как же меня достали все эти бесподобные супермены, лихо сокрушавшие врагов, а потом не менее лихо целовавшие красоток! Каким идиотам все это может нравиться? За время работы в издательстве через мои руки прошли уже сотни подобных рукописей, и я процитировала далеко не самую плохую, поскольку ее автор явно пытался иронизировать над собственными героями…

Кстати, о суперменах — не пора ли позвонить Петру? С момента нашего романтичного знакомства прошла почти неделя — вполне нормальный срок для порядочной девушки, которой правила приличия не позволяют звонить слишком рано, даже если очень хочется это сделать. Эх, и кто только сказал, что порядочность — это достоинство? Порядочность — это крест!

Так звонить или не звонить? Я задумчиво посмотрела на телефон, и тут он залился мелодичной трелью.

— Издательство «Громада».

— Ольга?

— Да, это я.

— Здравствуйте, милейшая Оленька, целую ваши прелестные ручки.

О черт! Только этого болвана с его слащаво-блеющим голоском мне сейчас и не хватало. Я сразу узнала одного из авторов нашего издательства, с которым сделала уже две книги — некоего Феликса Знаменского. В принципе, писал он неплохо, и временами читать его даже было интересно, однако я никак не могла взять в толк одного — каким образом человек, рассуждающий в своих книгах абсолютно здраво, ухитряется постоянно влипать во всякие дурацкие истории? И самое главное: как его терпит жена, когда он способен заявить ей буквально следующее: «Пойду на концерт органной музыки. Приду завтра после полудня».

Однажды я не выдержала и задала ему этот вопрос в максимально деликатной форме.

— Видите ли в чем дело, милая Оленька, — грустно улыбнулся он, — существует какая-то странная закономерность — сильнее всего тянет поучать других именно тогда, когда еще не прошла горечь от лично совершенных ошибок. Что касается моей жены, то ее уже ничем не удивишь — именно поэтому она меня и терпит.