М. Хайнце: Любовные игры

Неожиданно он получил сильный пинок в зад. И хотя боль от удара голой ноги почти не ощущалась, но сила его заставила Алекса ласточкой пролететь через большую часть спальни, прежде чем он смог приземлиться. Мягкий ковер смягчил удар, когда Алекс упал, перевернулся и остался недвижим.

— Итак, Демосфен с Бродвея! — воскликнула Маги, подбоченясь. — Ты доволен ответом?

Алекс не двигался.

— Ты можешь набить мне рот камнями со всего Манхэттена, — с подъемом вещала Маги. — И тогда я буду говорить четко и чисто, как колокольчик. Но я не позволю тебе забить мне рот овощами. Ты слышишь, Алекс? — Она рассматривала скрюченную фигуру, неестественно раскинутые ноги, странное положение головы — все говорило о переломе шейного отдела позвоночника. — Алекс, если ты мертв, то можешь меня не слушать. Обморок я не считаю уважительной причиной.

Он ловко сел и с упреком покачал головой.

— Любой человек с добрым сердцем в груди уже опустился бы передо мной на колени, крича от отчаяния, так убедительно я изобразил перелом позвоночника и разбитые ноги.

— Чистейший балаган, — констатировала Маги и презрительно посмотрела на него с возвышения. — Это ты уже изображал полтора года назад в пьесе «Утка учится летать». То же самое положение.

— Публика рыдала.

Он протянул ей навстречу руку, чтобы она помогла ему подняться.

— Правильно, публика плакала уже во время первой сцены, так как главный герой был чудовищно плох. Людям было жалко своих денег. Но тут появилась я, и публика успокоилась.

Зеленые глаза Алекса мечтательно заблестели, он опустил руку и растянулся на ковре. Его взгляд, исполненный тоски, задержался на Маги.

— Помнишь? — спросил он бархатным голосом. — Тогда я… я играл в пьесе «Утка учится летать» молодого человека, который выбрасывается из окна и, разбившись, лежит на мостовой.

— У меня здесь два окна, — Маги показала на окна. — У тебя есть выбор.

— И вот появился ангел. — Его взгляд стал еще мягче. — Этот ангел — это была, конечно, ты, мой ангелочек, — снова подарил молодому человеку жизнь, но юноша должен был в течение месяца влюбиться, и, если избранница ответит ему взаимностью, он будет жить дальше.

— Трудно поверить, что девушка может влюбиться в тебя, — сухо отрезала Маги и посмотрела на часы. — Боже, сколько времени! Гости придут в восемь, а я…

— Ты тогда влюбилась в меня, — продолжал льстиво Алекс и улыбнулся той своей улыбкой, против которой Маги обычно не могла устоять. — Было прекрасно!

— Да, в пьесе, потому что так было в книге. — Она сделала крюк, чтобы не проходить рядом с ним.

— Не только в пьесе, Маги. Мы любили друг друга до и после представления, любили страстно.

Она остановилась, высоко подняв брови.

— Действительно, припоминаю, что пару раз ты приставал ко мне со своими сексуальными домогательствами в гардеробной.

— И ты была в восторге. — Он попытался подставить ей ножку, но это не удалось, и тогда он вскочил и схватил ее за пеньюар. — Один раз ты так кричала, что мне пришлось заткнуть тебе рот подушкой.

Маги смотрела на его руку, вцепившуюся в ее пеньюар.

— Да, я припоминаю. — Она миролюбиво засмеялась. — Я стонала, вопила, кричала.

— Да, это было безумно хорошо, — бормотал Алекс, довольно улыбаясь.

— Я лежала на заколке, которую забыла на тахте моя костюмерша. — Маги вытащила пеньюар из его ослабевших пальцев. — А ты прижал меня своим весом к острию, это было ужасно. У меня и сейчас еще отметина на попке.

Алекс сглотнул и снова сел, поджал ноги и положил подбородок на колени.

— Ты была очаровательна, — сказал он тихо, и его нежный голос окутал Маги, завлекая в ловушку, так что она остановилась на месте. — Я припоминаю момент нашего знакомства. Ты вдруг появилась передо мной, и я подумал: кто это дитя? Это прелестное, невинное дитя с кудрявой головкой и большими мечтательными глазами? — Он сладострастно вздохнул. — Но я понял потом, что ты не ребенок, а расцветшая женщина с наивной невинностью ребенка, красота которой подобна чистой белой лилии.

Улыбающаяся Маги сникла.

— Это же из пьесы «Плачущий кактус», в которой ты играл, ты, лицемер! Ты забыл, что я знаю наизусть все пьесы, в которых я хоть раз играла или которые смотрела на сцене. Что ты на самом деле хочешь, таракан?

— Я хочу оживить в твоей памяти дни нашей любви, полные нежности, страсти и огня. — Алекс встал на колени. — Приди, я обовью тебя руками и, если ты тоскуешь обо мне, я буду целовать тебя, пока…