Алексей Борисов - Приключения чувств, или Три истории про любовь

Когда в университетских аудиториях началась третья пара, в окне моей квартиры на секунду мелькнуло какое-то белое пятно. Я ускорил шаг, временами подпрыгивая и для подъема настроения, подобно киношному герою подпевая: «Меньше надо пить, пить надо меньше!»

Они вышли минут через пятнадцать. Как бы вместе. Но в то же время по отдельности. Парень сразу юркнул к машине. Ирина шла за ним следом, но на полпути под прямым углом свернула ко мне:

– О, боже, ты же замерз! Что же ты не поднялся? – даже не виновато, но, скорее, испугано протянула ключ.

– Оставь себе! – буркнул я. – Еще пригодится! – я не хотел этого говорить. Слова сами навернулись на язык. Даже не пришли, а были вытолкнуты откуда-то из подсознания – протестующего, требовательного, ревнивого. Сам сначала не понял, на что намекал и намекал ли вообще.

Но Ирина поняла. Резко отвернулась и почти бегом направилась к машине. «Ауди» фыркнул голубоватой струйкой выхлопных газов и, прессуя деликатными иностранными протекторами грязный снег, покатил мимо меня. Мне ничего не оставалось, кроме как проводить автомобиль взглядом.

В квартире на первый взгляд ничего не изменилось. Но ощущение того, что здесь были живые люди, что здесь царила жизнь, а не мое одинокое прозябание, было явственным. Воздух стал чуть гуще, чувствовался запах духов, кажется, сама атмосфера еще хранила ее тепло, звуки ее речи; еще витали вихри, порожденные ее движениями. И не только ее… Не только ее…

Нашлись и более явственные «симптомы»: полдюжины пустых банок из-под «энергетика» под столом, обертка дорогой колбасы в мусорном ведре, там же – яркие фантики… Постель чересчур тщательно застлана; в тощей стопке белья в шкафу не досчитался одной простыни. Значит, ту, грязную, мятую, унесла. Чтобы я не видел?

Посреди стола – ее сотовый. Забыла? Оставила в залог? Или ни то, ни другое?..

Мобильник зазвонил ближе к вечеру. Как и в первый раз, по телефону голос ее звучал глуше и резче, чем обычно:

– Слушай, я там у тебя прибралась маленько, пыль протерла. Если хочешь, могу еще зайти. Постирать…

– Постирай, – с демонстративной индифферентностью принял я жест примирения. На самом деле, если уж тут порезвилась, то почему бы и не постирать?

Судя по всему, под стиркой она понимала возможность периодически запускать в ванной комнате мой допотопный стиральный агрегат и следом возникать на пороге моей «гостиной» в виде симпатичной фурии – слегка растрепанной, в простецкой маечке и минимизированном фартуке, декоративным лоскутком свисающим с пояса и совершенно не прикрывающем ее ног, ненавязчиво-атлетичное великолепие которых только подчеркивалось толстыми черными шерстяными рейтузами или, как сейчас говорят, «лосинами».

Фигуряют тут всякие в эдаком виде, а потом удивляются, почему маньяки за ними по улицам начинают бегать!

Причем возникает она каждый раз в дверном проеме не просто так, а с очередной тирадой:

– Ты ведь не очень сердишься на меня, да? В конце концов, что тут такого?

– В чем? – прикидываюсь я несмышлёнышем.

– Ну, мне показалось, что ты на меня обиделся… Вот, скажи, если бы тебе двадцать лет назад попал в руки ключ от пустой квартиры, ты ведь не упустил бы шанс привести девочку?

– Гм, – у меня неожиданно начинает першить в горле. – В наше время все было не так просто, – не признаваться же этой девчонке, что у меня в мои двадцать лет не было девушки, по крайней мере, в том смысле, в котором это принято понимать сейчас! – И все-таки, Ирина, не забывай, что я был парнем…

– Ну и что, что парнем! – перекрикивает она из ванной шум стиральной машины. – Вечно этот мужской шовинизм! Будто девушка не может получать от секса удовольствия больше, чем мужчина!

– А раз может, – совсем слабо бормочу я, – значит, по твоей логике, никакой разницы между полами быть не должно? Девушки могут вести себя также, как парни?

– О, господдя! Из вашего поколения никакие ветры застой не выветрят! – она вновь возникает на пороге комнаты, но через дверной проем я успеваю заметить, как в прихожей она на ходу вытряхнула из своей сумочки скомканную простыню – ту самую! – и бросила ее в стиральную машинку.

– Хотя бы так! А ты подумай, что скажет мне твоя мама, если узнает!

– Что моя мама? Моя мама, если хочешь знать, выскочила замуж перед третьим курсом, – она размашисто утирает со лба пот, поправляет пряди волос. – А мне скоро уже двадцать два будет!

У меня что-то просело в груди. Значит, Оля-Вера-Галя все-таки вышла за муж. Кем-то прикрыла свой грех. Мой грех! Все сходится! Мы тогда кончали второй курс, в июне я ушел в армию, а ей пришлось выйти замуж. Перед третьим курсом. Пока еще не было видно очевидных признаков. Или уже было видно?