Татьяна Зингер - #живи

Впрочем, в последний год Марина оставалась после уроков на какие-то дополнительные занятия. Мне говорила, что по химии, а я не понимала, на кой ей химия, которую она знает в совершенстве? Неужели Марина скрывала от меня дружбу со школьным психологом?

– Скажи, ты ведешь дневник? – спрашивает Наташка проникновенно.

– Да, – отвечаю без особого энтузиазма. – Я завела инста-блог. Выкладываю туда свои снимки.

Надеюсь, что её смутит незнакомое слово, но Наташка выставляет большой палец в знак одобрения.

– Какая неординарная идея. Какого рода фотографии ты делаешь? Тебе нравится то, чем ты занимаешься?

Наташка – первая, кто всерьез интересуется моим блогом. Не из жалости. Не чтобы проявить участие, а с неподдельным любопытством. В её взгляде загораются искорки, и внезапно меня прорывает:

– Пока не уверена. Я только начала выкладывать фото, но уже есть несколько подписчиков. Правда, я буду скрывать записи от одноклассников, потому что не хочу делиться с ними личным. Мне не нужны лайки из жалости.

– Согласна. Такие дневники лучше вести под вымышленным именем, чтобы никто из знакомых не лез в твое личное пространство. Да и чужих людей, по правде, незачем туда пускать.

– Возможно, – обрываю её.

– Не настаиваю на своей правоте. – Наташка поднимает руки ладонями ко мне. – Кстати, я тоже веду блог.

Она добавляет очередную цитату, открывая на телефоне инста-профиль. Экран наполняется красками: цветы, вязание, озера и лесные просторы. У Наташки аж пятьсот подписчиков (больше, чем у Кэт!).

– Между прочим, создала по совету Марины. Мы сошлись с ней на любви к фотографии. Если захочешь – добавляйся.

– У Марины была страница? – не верю своим ушам.

Кивает, но отказывается дать ссылку. Якобы запамятовала. Мы недолго обсуждаем учебу и планы на лето. Всё кажется безобидным, пока Наташка не произносит:

– Саш, скажи, ты что-нибудь слышала о «группах смерти»?

– О чем? – я недоуменно хмурюсь.

– Ну, о группах в социальных сетях, куда заманивают подростков и принуждают их к суициду. – Она отводит взгляд в сторону. – Тебе не кажется, что Марина могла стать жертвой чьей-то расчетливой игры на смерть?

Какая же бессмыслица! Мои брови ползут ко лбу, а губы кривятся в ироничной ухмылке. Сразу видно, что Наташка пускай и молодится, но внутри – старуха старухой, иначе бы даже не допустила мысль, что где-то в соцсетях есть группы, которые кого-то там убивают.

Только у закостеневших взрослых во всем и всегда виноват интернет. Зрение испортилось – разумеется, из-за компьютера; проблемы в учебе – слишком много зависаешь в сети. Им невдомек, что в мировой паутине сконцентрирована целая жизнь, гигантская, вылезающая за рамки государств, возрастов и статусов. Здесь все равны, а запреты практически отсутствуют. Интернет не поддается контролю, не укладывается в рамки и стереотипы – а потому некоторые считают, что в нем скоплено всё зло на планете.

– Нет, – отвечаю максимально резко и поднимаюсь, собираясь уйти.

Наташка задерживает меня легким прикосновением к руке.

– Я бы не спрашивала тебя об этом, но недавно вспомнила один разговор с Мариной. – Она жует губу, сомневаясь, надо ли продолжать. – В тот день она была такая окрыленная, всё рассказывала, как нашла единомышленников, как они делятся друг с другом наболевшим. Я очень обрадовалась и посоветовала почаще общаться с теми людьми,. – Наташкин голос срывается, словно наша психолог по-настоящему переживает о случившемся. – А спустя несколько дней Марина… покончила с собой. Я даже не думала связывать произошедшее и тот её рассказ, пока не прочитала статью в газете о «группах смерти». Якобы там есть какие-то ужасные квесты, ради победы в которых участники платят своей жизнью.

Её глаза блестят под толстыми линзами очков.

– Ладно, – Наташка дергает плечом. – Вероятно, я себя накручиваю.

Когда гимн бьет по ушам первыми нотами, она отпускает меня на все четыре стороны, даже не отругав за прогул урока.

– Заходи, если будет свободная минутка, – предлагает вместо прощания.

Выскочив из душного кабинета, я вливаюсь в пестрый поток старшеклассников, который тащит меня прямиком в столовую. Голова гудит. Незадолго до того, как уйти , Марина с кем-то познакомилась? Почему она хвасталась новыми друзьями перед Наташкой, а мне, своей лучшей подруге, не сказала ни слова? Ревность – неоправданная, мелочная, глупая – терзает меня, рвет в клочья.

Пока гомонящая очередь продвигается к кассе, я пытаюсь осмыслить разговор с Наташкой. Что-то не складывается. Как минимум, сами по себе «группы смерти» – даже звучит тупо. Разве способен какой-то паблик довести до самого края и столкнуть вниз? Разумеется, нет.