Пол Сэлфинг - Эскизы любви

– Наверное половина тут же уплеталась?

– В том то и дело, что нет. Мы с братом были маленькие, но строго следовали уговору – ничего брать нельзя.

– А елка?

– Всегда была большущая елка. Доставался ящик игрушек. Это было еще одно чудо. Они остались нам от прапрабабушки. Еще немецкие, 19 века, очень толстые, разноцветные и страшно тяжелые. Всегда за честь повесить эти шарики мы соревновались с братом. И всегда побеждал он. Он был старше и ему просто больше доверяли такую ценность. И тогда он залезал под елку и где-то в середине на толстую-толстую ветку вешал эти шары.

Конечно были бусы, гирлянды, разноцветные лампочки, мишура. А как было здорово разглядывать зверушек, дедов морозов, маленькие заснеженные домики, которых ты не видел целый год.

– От елки всегда пахнет холодом. И, мы никогда не знали, как она оказывалась дома. Постоянно спрашивали – а елка будет? И наверно всех доставали своими вопросами. Кажется, что таких елок больше просто нет.

– Чудо все приближалось и оно приходило, когда долго и очень красиво звенели старинные настенные часы, привезенные прадедом из Германии в подарок прабабушке, и мы по очереди забирались под елку и находили свои подарки. Глаза у всех светились радостью и почему-то было очень тепло и хорошо. Всем вместе и, казалось, что так будет всегда. И никто не вспоминал год прошедший.

– А что было потом?

– А потом тоже было… Мой диван всегда стоял так, что ветки елки нависали над моей головой. И вот утром, когда все еще спали, и можно было лежать под теплым, тяжелым, ватным одеялом, и не надо было вставать, самое лучшее время проснуться от запаха праздника. Елка в тепле оттаивала и начинала еще сильнее пахнуть. До сих пор помню этот волшебный запах.

Открывая глаза вижу ветки елки и игрушки, и конфеты, и яблоки, и мандарины … Протягиваю руку и тихонько-тихонько снимаю какую-нибудь конфету, так, чтобы не зазвенели игрушки, и никто не проснулся. Но больше всего любил брать игрушку и закручивать ее, потом отпускать и она крутилась, крутилась, сначала в одну сторону, а затем в другую.

– Здорово.

– А может быть вовсе нет.

– Почему?

– Этого уже нет и никогда больше не будет.

– Зато есть сейчас.

…

– Нынче холодно. Как тебе кажется?

– Зима.

– Ничего. Это пройдет.

«Осень»

Вины нет, если нет наказания. Наказания нет если нет вины. А потому нет ни вины, ни наказания.

Кто-то подошел к телефону … и сказать было нечего. И зачем его придумали? Наверное, для того, чтобы было легче говорить то, о чем не думаешь. Или думаешь совсем не так. Состоялся странный разговор. Мы хотели сказать друг другу что-то очень важное, за что-то попросить прощения и получить его. Но все шло вовсе не так. Слова были не пустыми, но не здешними, откуда-то из другого мира, где живут другие люди вовсе не знакомые друг с другом, но вынужденные существовать вместе.

– Как трудно найти виновного?

– А может быть и не стоит искать?

– Но… тогда как же?

– Возможно, что иногда так можно, а когда-то так нельзя. Хотя бы для того, чтобы понять причину случившегося и попробовать делать все иначе.

– Ну тогда виноваты все.

– Может и так. Жить без правого и виноватого.

– Что-то случилось?

– Оказывается главное не в том, что ты сделал, а то, что ты не сделал. А мог и, наверное, должен был сделать.

Тогда я мало что мог сделать. Я так думал. Но одновременно, я чувствовал, происходило что-то странное. Я перестал жить. Нет, конечно, все было нормально, череда обычных и ожидаемых событий, какие-то действия, решения, встречи … Вот только все это я видел как-бы со стороны, хотя и был главным участником всего происходящего.

…

– Однажды ты спросила: За что тебе до сих пор стыдно?

Конечно, можно было бы уйти от ответа или придумать что-нибудь документальное и рассказать так, что не вызвало бы никаких сомнений в искренности. Я выбрал второй путь. И рассказал то, что было и за что стыдно до сих пор. Рассказ не помог. Стыд не ушел. Стало чуть легче от преодоленной тайны.

– Не мало…

– Да. Не мало. Вот только опять было что-то не так. От того, что не рассказал главного.

– Ну, может быть, это нельзя назвать виной?! Действительно трудно преодолеть себя и что-то открыть в себе для другого.

– Да это так. Но дело все же не в преодолении себя, а в том, что было с тобой в прошлом.

– Попробуй. Расскажи.

…

В такой ситуации любой партнер почему-то уверен в том, что вот сейчас ты расскажешь ему о своей вине … перед ним. Почему?! Только вот я и сам пока не знаю, в чем же моя вина. Легче всего было бы сказать – «прости». Только вот за что?