Анастасия Чудакова - Реквием для падающих звёзд…

– Анастасия! – молчание прервал Евгений Васильевич, это наш плав-рук, мужчина средних лет, невысокого роста. Очень любит желтый цвет и болеет за «Локомотив». – Вот тебе на подмогу пришел Владимир Александрович. Оставлю вас наедине. Налаживайте контакт! – ехидная улыбка не покидала его лицо.

– Спасибо, думаю, мы непременно справимся! – парировала я.

Погодя пару минут, ко мне на скамейку подсаживается уже сам виновник того сумбура, творившегося в моей голове.

«Снова он в очках. Я не вижу его глаз, только себя в отражении зеркальных линз. Куда он смотрит? Почему меня это так раздражает?» – комок злости вновь разрастался с небывалой силой. Но так же быстро потух, услышав обращение ко мне.

– Меня тут поставили помогать тебе с отрядом, что мне нужно делать?

– Не переживай, я справлюсь. Просто следи за ними, если что-нибудь понадобится, я тебе сообщу. – агрессия уступила место умиротворению.

Пару минут мы просто сидим на скамейке, разговаривая уже не друг с другом, а отвечая на вопросы любопытных детей. Но моя голова забита другим. Среди потока мыслей, проносящихся в моей голове со скоростью света, я остановилась на одной:

«Он как солнце светил для всех и ни для кого. Захочешь лететь навстречу – скорее всего замерзнешь в пути, а подлетишь слишком близко – сгоришь дотла» – Ещё одно непонятное умозаключение. От куда все это берется? Ответа на этот вопрос я так и не получила.

В этот раз спасителем меня от своих мыслей стало время. Оно напомнило мне, что пора идти купать детей. И мы неспешно пошли вдоль заросшей тропинки, приводившей нас к отремонтированному старому душу. Владимир купал мальчиков моего отряда, поэтому мы всегда ходили вместе. Но общение не задавалось, да и оно нам не нужно было.

Искупав всех, мы все тем же неспешным шагом двинулись в сторону лагеря. Я первая прервала молчание:

– Слушай, сейчас нужно ещё идти накрывать…

– И? Ты хочешь, чтобы я пошел? –Его реакция позабавила меня и вызвала искренний смешок. Возможно первый за весь поток.

– Было бы не плохо, но нет. Последи за детьми, пока меня не будет, пожалуйста.

– Хорошо. – Мы обменялись любезными улыбками. Но меня все же интересовало, о чем он думает и куда смотрит.

«Я не видела его глаз, либо просто не обращала внимание. Он постоянно в очках» – почему я об этом подумала? Слишком много вопросов, которые я задаю сама себе. Внутри нарастающим шаром вновь зарождалось чувство, но уже не гнева, желания. Желания попросить снять очки, чтобы просто ответить себе на вопрос, мучавший меня на протяжении всего нашего мини общения: «Куда он смотрит, когда разговаривает со мной?». В детстве мама говорила, что во мне живет маленький чертенок, которому мешает жить его любопытство. Я постаралась пресечь свою прихоть:

– «Потакая желаниям мелких чертей, ты приоткрываешь дверь перед самим дьяволом, Настя. Угомонись!». И оставив все свои мысли, молча ушла.

На следующий день напряжение в моем сознании начало давать сбои. Помимо рутинных обязанностей, которые мы делаем каждый день, к ним добавилось еще и написание отчета за всю смену.

«Почему этим должна заниматься я? Я обычная вожатая, а не воспитатель!» – но, так как моя воспитательница добывала свой выходной, выбора у меня не было. Потратив последние нервы на то, чтобы накричать на детей, в попытках заставить их убрать свои комнаты и корпус, я все-таки села за отчет. Последней каплей, сломившей меня стал приход медсестры, начавшей кричать на меня:

– Что это такое? Почему корпус до сих пор не убран? Малыши давно справились, а у вас такой срач! – в ее голове отчетливо слышалась ненависть, то ли ко мне, то ли к тому хаосу, который здесь творится. Пытаясь сохранить спокойствие и уверенность, я оторвала взгляд от листка с отчетом и попыталась ответить, но голос предательски задрожал от подступивших к горлу слез. Обида залита в груди, как в песне у Коржа, и я выдавила из себя

–А что я могу сделать? Если это никому не надо, то и мне тем более! –медсестра ушла, оставив свои причитания в моей комнате.

Швырнув со всей силы ручку на стол, слезы непрерывным потоком полились градом. Истерика набирала обороты. Как вдруг в комнату зашла невысокая женщина, лет сорока, с короткой стрижкой, в очках. Это Рамелла Геннадьевна, наш старший воспитатель и организатор. Видимо кто-то донес до нее о моем неуравновешенном состоянии, но мне было все равно.

Она молча подошла и обняла меня, от чего я начала рыдать в захлеб. Слезы душили меня, словно удав.