Владимир Великий - Человек без маски

Дальнейшее поведение врача у «психа» особой радости не вызывало. Наоборот, страшно раздражало. Майор то очень медленно листал книжку, то внимательно смотрел на того, кто стоял перед ним, словно истукан. Показное трюкачество в конце концов медику надоело. Он закрыл книжку и повернул голову в сторону гражданского в коричневом одеянии. Затем, словно мальчишка или первооткрыватель, громко прокричал:

─ Андрей… Я все не понимаю, как наша медицина умудрилась через два месяца признать тебя больным и направить в мое заведение… Скажи-ка мне, на милость…

Рокотов, наблюдая за своим лечащим врачом, молчал. Словно, все то, что происходило и говорилось в этом кабинете, его вообще не касалось. Хотя он не скрывал, что желание открыть свою душу майору у него было. Однако он всеми жабрами сдерживал себя. Не хотел делать очередную ошибку, которая и без этого могла ухудшить его трагическое, даже архитрагическое положение. Чем больше он всматривался в черные глаза военного врача, тем холоднее был его взгляд, тем плотнее закрывалась его душа для тех, кого на этой земле называли людьми, человеками.

Только поэтому он прикусил себе нижнюю губу и очень резко произнес:

─ Товарищ майор, Вы прекрасно знаете, что наша армия по составу ─ рабоче-крестьянская, а ее умное руководство…

Стрельнув холодным взглядом сидевшего в кресле, он ехидно добавил:

─ Не мне учить Вас, товарищ майор… Я думаю, что Вы все это и сами прекрасно понимаете…

Строгий и недоброжелательный взгляд, даже в какой-то мере ненависть пациента обидела врача. Он не сомневался, что задушевного разговора с ним не получилось. И навряд ли уже получится. Оставлять же молодого человека в таком нервном состоянии, он не хотел. Не хотел, как старший по возрасту мужчина и как офицер. Колесников неспеша вышел из-за стола и направился к небольшому металлическому шкафу, стоявшему в самом углу кабинета. Открыл ключом сейф и положил в него медицинскую книжку и папку своего подопечного. Рокотов кисло улыбнулся. Он был не против того, чтобы его «доказательство» было под надежной охраной. В каптерке документы могли выкрасть или даже выбросить. Хранить их в тумбочке, в спальном помещении вообще не было смысла. Медицинская книжка являлась документом строгой отчетности. Они хранились в специальных шкафах в медицинских пунктах частей под замком. При направлении военнослужащего на лечение или консультацию книжка выдавалась ему в запечатанном конверте под росписку или пересылалась служебной почтой. Таким же порядком она возвращалась обратно в часть. Свою книжку Рокотов после прохождения медицинской комиссии для поступления в академию не сдал. Она находилась у него дома, на всякий случай. И этот случай представился. Михайлов, скорее всего, про нее забыл. Лишь после того, как врач щелкнул ключом, пациент с облегчением вздохнул.

Колесников Алексей Михайлович очень медленно закрывал сейф. Его голову все больше и больше будоражили мысли, притом очень интересные. Он уже не сомневался, что новенький был и есть здоровый человек. Свидетельством этому ─ медицинская книжка. Доказательством этого было и его вполне цивилизованное поведение. Рокотов, несмотря на страшнейшую нервную нагрузку, держался относительно спокойно. И это вновь приводило спиециалиста к сомнению в его диагнозе. Только поэтому он хотел стать на сторону парня, который в свои двадцать семь лет сделал очень неплохую карьеру, как военный человек. Закрыв сейф, он подошел к «психу», слегка похлопал его по плечу и по-дружески произнес:

─ Андрей, не переживай сильно… Я знаю, тебе сейчас очень тяжело… Страшно тяжело, но крепись… ─ После очень короткого раздумья он продолжил. ─ Я тебе скажу честно… На убийцу или алкаша ты не похож… В моей практике, а может и вообще в истории советской военной медицины ты первый, Андрей…

Не высказав свою мысль до конца, врач несколько приподнялся на носках и прямо в ухо прошептал своему пациенту:

─ Я не всегда понимал этих комиссаров… Их первых расстреливали, они первыми шли в атаку… Сейчас их первых посылают…

Колесников и на этот раз не до конца высказал свою мысль. Рокотов же и не горел желанием переспрашивать намеки старшего по званию и по возрасту офицера. Он был далеко неглупый человек. Он прекрасно понимал, пусть даже не все, но очень многое понимал. Четыре года военного училища, шесть лет офицерской службы многому его научили. Он успел за это время почерпнуть не только радости, но и разочарования. Последних, как ему сейчас казалось, у него было куда больше. Он протянул руку медику, быстро развернулся и вышел вон…