Орешниковая Соня - Личная жизнь дирижера С.

– Зачем ты это сделал?

– Что? О чем ты?

– Рома поставил меня на кон, а ты согласился. Вот я и спрашиваю: зачем ты согласился?

– Поставил на кон, – поморщился Шальнов. – Ты читаешь какие-то дрянные книжки, Софья Викторовна. Советую тебе обновить библиотеку.

– Я читаю много и в разных жанрах.

– Избавься, пожалуйста, от этой уголовной лексики.

– Ты мне так зубы заговариваешь?

– Опять… – Он махнул рукой. – Забудь ты все это. Словно ничего и не было. Твой муж просто был пьян. А я согласился, чтобы твой муж от меня отстал. Не усложняй. Лучше выпей еще бокальчик и иди спать.

– Да, пожалуй, я выпью еще бокальчик. Так и быть, налей мне.

– Ты как, не дуреешь, когда пьяна? – не удержался Шальнов, чтобы съязвить.

– Да пошел ты, – рявкнула я. – Рома схватил свой табельный пистолет, тебе это невдомек? Это уже не шутки. От этого просто так не отмахнешься.

– Успокойся, пистолет не был заряжен. Ты просто в таких вещах не разбираешься. Рома просто хотел тебя напугать.

Шальнов протянул мне бокал с глинтвейном.

– Тем не менее… Это ничего особенно не меняет, – прошептала я. – Мой муж хотел напугать меня пистолетом. Это все. Это – конец. – Я махом выпила содержимое бокала. – Наверное, он вжился в роль. Обычно так в фильмах бывает. Карты. И пистолет. Так сработало подсознание.

– Ты сейчас пытаешься своего мужа оправдать? – поинтересовался Шальнов.

– А ты с какой целью интересуешься?

Шальнов хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ты от мужа – полицейского понахваталась этой блатной лексики?

Мы немного помолчали. Шальнов закурил. Он даже принес из холла мою сумочку и протянул мне.

– Ты же только дамские куришь?

– Премного благодарна, – пробормотала я.

Мы покурили в молчании и Шальнов встал.

– Ну, что, пора спать. Как видишь, ничего страшного не случилось. Ты больше напридумывала. Утром помиришься с мужем и все будет, как прежде.

– А я, может быть, не хочу, как прежде…

– Это тоже неплохо. У меня будет шанс.

– Какой шанс?

– Хочу посмотреть, как ты дирижируешь.

– И только –то?

Шальнов тихо засмеялся.

– А это уже от тебя зависит.

– Да пошел ты, – фыркнула я.

Шальнов засмеялся громче, а потом замолчал и сказал тихо и серьезно:

– Знаешь, скажу тебе честно. Мне было интересно сыграть ту партию с твоим мужем. Ты понимаешь, о чем я? Мне была приятна сама мысль, что я смогу получить тебя в качестве трофея. Это так, фантазии, конечно, не нужно меня бить и называть подонком. Но я тебя выиграл. Пусть в карты, чисто символически, но это чертовски приятно.

– Все-таки зря ты пил глинтвейн на голодный желудок,– покачала я головой.

На этот раз Шальнов засмеялся беззвучно. Даже глаза прикрыл. Я ни за что не подам виду, что мне приятно такое слышать. Что у меня даже мурашки по коже пробежали. Что у меня сладко заныл низ живота…

… Шальнов уступил мне свою кровать, а сам устроился на диване в своем кабинете. После душа, закутавшись в большое махровое полотенце, я не удержалась и увидев, что дверь в кабинете нараспашку, полюбопытствовала.

Шальнов не постелил себе. Он лежал на диване все в той же одежде, подложив руки под голову, разглядывая потолок. Я кашлянула.

– Что-нибудь нужно? – не меняя позы, спросил он.

– Нет… – Я переступила с ноги на ногу. – Вот, зашла предупредить: я во сне могу кричать или смеяться. В зависимости от того, какой сон вижу…

Шальнов, наконец, бросил разглядывать потолок, и задумчиво посмотрел на меня. Я смутилась и спросила первое, что пришло в голову:

– Что там на потолке?

– Ровным счетом ничего интересного, – невозмутимо ответил он.

– Ну, я спать.

Шальнов ничего не ответил и снова принялся разглядывать потолок.

– А вы джентльмен, братец Лис, – пробормотала я и на цыпочках юркнула в спальню.

*** *** ***

Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. А потом нахлынули воспоминания и я покрепче сжала зубы, чтобы не застонать от отчаяния. Все, что произошло вчера, было настолько нелепо! И самое нелепое в этой ситуации было то, что я поехала к Шальнову. Видимо, я плохо соображала в этой ситуации и все, чем я руководствовалась – просто чепуха. Честно говоря, мне было стыдно. За себя. И перед Ромой. Если я попытаюсь ему объяснить свои доводы, – он поймет меня? Хотя… Пусть он попробует объяснить мне свои доводы. Я их все равно не пойму. Вот, что ужасно. Еще вчера днем я считала себя счастливой, а теперь у меня не было ничего, кроме дирижирования. Если смотреть на ситуацию с оптимизмом – этого уже достаточно. И думаю, я знаю, как поступлю. Наверное, я знала это уже вчера. Когда поехала с Шальновым.