Константин Кураленя - Отголоски жаркого лета, или Юность в стране застоя

Он шёл и не замечал, что с его губ не сходит идиотская улыбка, что идёт он по чужой территории, и неровён час …

– Алюрские совсем оборзели! – опустил его на землю хриплый голос. – Шляются у нас по посёлку как у себя дома.

Серёжка вскинул подбородок и понял – будут бить! Но страха не было, и он бесшабашно двинулся навстречу перегородившим его дорогу парням.

– Сёма я не понял, он что, бессмертный что ли? – удивлённо протянул один из троицы.

Серёжка этих ребят прекрасно знал. Год назад они окончили школу, и ждали повесток в армию. Знали его и они, во всяком случае, в лицо точно. Но неписаный закон улицы требовал: чужим у нас делать нечего.

– Ты чей? – спросил более трезвый.

– Мамкин и папкин, – дерзко ответил Сергей.

– Хамит, – картинно повернулся к товарищам Сёма. – Надо бы заняться его воспитанием.

– Фамилию скажи, – вновь произнёс трезвый.

Серёжка не стал нарываться и дальше, а спокойно ответил на вопрос.

– Так Олег твой брат? – в голосах парней послышалось уважение.

– Да.

Имя Олег прозвучало как-то непривычно. Для родных и близких средний брат был Аликом.

– Так что же ты молчал? Мы за твоего братана! – возбуждённо произнёс один из троицы. – Если кто обидит, обращайся к нам, точно пацаны? – Ища поддержки своим словам, парень повернулся к попутчикам. – Хотя ты и сам любому сто в гору дашь.

– Ты парень иди, а то не дай бог кого другого встретишь, – махнул рукой Сёма. – А мы постоим, посмотрим.

Серёжка шагал и улыбался. Его средний брат на станции Болонь был забиякой известным, и сейчас авторитет служащего в армии Алика помог ему избавиться от ненужных синяков.

«Спасибо ему, как завтра с Иринкой танцевать бы стал?», – вспомнил он брата и девчонку, которая так неожиданно впорхнула в его жизнь.

На следующий день вместо танцев были овода и комары. А вечером Серёжка с тоской наблюдал, как в тёплую июльскую ночь уносятся искры от потрескивающего костра.

«И как я мог забыть о покосе!», – думал он, грустно наблюдая за выпархивающими в сумерки надвигающейся ночи яркими точками.

Накануне, ни свет, ни заря, его короткий утренний сон был нарушен голосом матери.

– Ну-ка, полуночник, просыпайся, отец уже давно позавтракал!

– Ну, ма, ещё маленько, – завёл он жалобно.

– По ночам надо меньше шлындрать! – раздалось снизу от сеновала, на котором летом спал Сергей. – Живо спускайся, а не то сама сейчас поднимусь!

Понятное дело, что мать на сеновал не полезет, но её крутой нрав заставлял в этом сомневаться.

– Эх, – сладко потянувшись, вздохнул Сергей, и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. – Ёмо-ё, сегодня же на покос, чёрт, как я мог забыть!

«Иринка!», – пришло следом запоздалое понимание некой несправедливости. Он ведь пригласил её на танцы. И как теперь быть?

«А никак, забудь, покос дело святое. Корова без сена, семья без кормилицы», – эту истину Серёжка впитал вместе с материнским молоком. Понимая, что жизнь начинает давать сбои, спустился вниз и, увёртываясь от лёгкой затрещины матери, скакнул к столу.

– Я только молока, – боднул насуплено головой.

– Молока он, – оттаивая, усмехнулась мама. – Давай уже, пей, пока отец литовку отбивает. – И, не удержавшись, взлохматила Серёжкин чуб. – Жених какой выискался.

Серёжка ласку матери не принял и насупился.

– Ма, ну ты что! Всё нормально.

– У вас всегда всё нормально, – прикрикнула мать. – А мы после вас помои разгребаем.

И вот теперь, наблюдая как потрескивающий на лёгком ветру костёр, посылает во Вселенную тепло своего огня, он тоскливо думал о несправедливости бытия. И жизнь казалась потерянной на веке.

«Никогда у меня ничего хорошего больше не будет», – в который раз тяжко вздыхал он.

Отец его вздохов не замечал, а выпив «с устатку» пару стаканов мутного самогона, благодушно рассуждал о преимуществах этого покоса над прежним. Покос действительно был отличным. Раньше они косили по болотистому кочкарнику. Литовку приходилось постоянно держать на весу перед грудью, чтобы не обломать её о кочки. Так что к обеду выматывались так, что падали у едко чадящего дымокура без задних ног, которые были насквозь мокрыми от гнилой болотной воды. И гнус в марях облеплял так, что если бы не накомарники и мазь, то косить было бы некогда. Всё время бы приходилось отмахиваться. А в прошлом году отцу удалось перехватить покос на заливных лугах в низовьях Семенюра у отъезжающего из посёлка соседа.