Нэйма Саймон - Стань моей навсегда

– Да, – прошептала она. Боже, ей ли это было не знать? – Но, знаете, насчет акул. Нам они кажутся безжалостными убийцами, но это не так. Они важны для экосистемы океана. В некотором смысле они его защитники. Они позволяют выживать более мелким рыбам. Так что рискну сказать, что, если бы их не существовало, не существовали бы и более слабые, более уязвимые биологические виды.

На его губах появилась слабая улыбка. Какое счастье, что в темноте он не мог заметить, как она покраснела.

– Я часто смотрю каналы, посвященные животному миру, – пробормотала она. – Но, может быть, вы находитесь в этой цистерне, чтобы защитить беззащитных?

Его улыбка исчезла.

– Меня называли по-всякому в моей жизни, но я еще никогда не был защитником. Вы стараетесь приписать мне благородство, которого во мне нет.

Она почувствовала в его словах отчаяние и боль.

И ее сердце растаяло.

Она накрыла ладонью его руку.

– Я по опыту знаю, что у людей, которые говорят, что в них нет благородства, обычно доброе сердце. Опасаться нужно тех, которые трубят о своем высокоморальном облике.

Грейсон заглянул ей в глаза, и по ее телу пробежала дрожь. И он это заметил.

– У меня не доброе сердце, Надя. Я эгоистичен. Жаден. Избалован. И если бы вы могли читать мои мысли, вы отдернули бы руку, – предупредил он.

Но она не сделала этого, хотя сердце выпрыгивало у нее из груди.

– Ну, давайте, спросите меня об этом, – пробормотал он. – Я по вашим прелестным карим глазкам вижу, что вы думаете. Спросите меня, какие мысли сейчас у меня в голове.

И здесь, в темноте, осторожность покинула ее. Отрезанная от всего мира, в обществе мужчины, о котором столько фантазировала, она чувствовала себя Евой, тянущейся за яблоком, даже зная, что этого делать она не должна.

Она знала, что это будет самой большой ошибкой в ее жизни.

Но она надкусила яблоко.

– И какие же у вас мысли? – спросила она.

– Вы уверены? – настаивал он. И когда она кивнула, он кивнул в ответ. – Вы столкнулись со мной, но лишь потому, что я уже остановился. Я не мог пошевелиться. Ваша походка просто воплощение сексуальности. Эти ноги завораживают мужчин. А эти чувственно покачивающиеся бедра… Мне хочется впиться в них пальцами, притянуть вас к себе и прижаться губами к вашим губам, которые были созданы для поцелуев. Вот вы какая, детка. Ходячий грех. Воплощение желания. И мне хочется опуститься перед вами на колени и молить вас позволить мне сгореть в этом огне. Вместе с вами.

О боже!

Ее охватило страстное желание. Она вся горела. Одними лишь словами он заставил ее соски затвердеть, а ее внутренние мышцы сжаться. Кровь в ее жилах превратилась в горячую лаву. Ее дыхание участилось.

Она уже представляла его стоящим на коленях перед ней. Его пальцы медленно расстегивают молнию на ее джинсах…

Она закрыла глаза.

– Надя. – Он взял ее за подбородок и приподнял ее голову. – Посмотрите на меня, – приказал он.

И она послушалась.

Он удовлетворенно кивнул.

– Теперь ваша очередь. Скажите мне что-нибудь, чего никто не знает. Что-нибудь, что будет похоронено здесь, в этом коридоре, – повторил он ее слова.

Она всегда была храброй. Никогда не сдавалась. Даже когда у нее не было еды, или денег, или крыши над головой. Но здесь, сейчас храбрость заключалась в том, чтобы проявить эгоизм. Ей хоть раз захотелось быть берущей, а не дающей.

Может ли она взять то, что ей предлагают, и не думать о последствиях? Кому это повредит?

И она была готова к тому, что в понедельник, когда выйдет на работу, она снова превратится в безымянного сотрудника, сидящего на двадцатом этаже. Она снова станет невидимкой.

– Я люблю текилу, – прошептала она. – Но никто не знает, что вы такой же, как текила. Чертовски мощный, горячий и крепкий, как первый глоток алкоголя на голодный желудок. И я с радостью напьюсь, стану одурманенной вами, даже зная, что утром меня ждут похмелье и раскаяние.

Воцарилось напряженное молчание. В его горящих глазах отражалось то же желание, которое сжигало ее.

– Вы осознаете, что вы делаете с таким мужчиной, как я, говоря такое?! – прорычал он.

– Таким мужчиной, как вы? – выдохнула она.

– Я уже говорил вам, что я жадный. Эгоистичный. И возьму без колебания все, что вы предложите мне. Что ты предложишь мне, Надя?

– Себя, – выдохнула она. – На эту ночь. Всю себя.

И от этих слов он потерял контроль над собой. Он наклонился и впился губами в ее губы. Бог мой! Она не была готова к этому. К этому голоду, этому напору.