Анна Яковлева - Проделки куриного бога

– Две недели?!

– Да, две недели,– с отчаянной храбростью подтвердила Михася.– Что же я поеду на два дня? Неизвестно, когда еще доведется. Посмотрю город и в Краков, может быть, съездим.

– Хренаков тебе, а не Краков!– перешел на фальцет Митька.– Твой долг быть при муже! Все. Хватит с меня. На-натерпелся. Если ты уедешь, ты мне больше не жена. Горшок об горшок и разбежимся.– Зацелованный чужой Цыпой Суслик непримиримо вздернул подбородок с пробивающейся рыжеватой щетиной.

Наглость Митяя била все рекорды и могла соперничать только с его нечистоплотностью (нравственной и физической), но Михася не хотела разрыва. В сорок лет пополнить армию разведенок? Нет уж, спасибо.

– Если на сегодня у тебя все, я пойду спать?

Вопрос был праздным – Михася отлично знала: сейчас супруг разогреется, как спортсмен на тренировке, и возьмет вес.

Дмитрий не разочаровал:

– Всю жизнь поражаюсь! – сделал признание супруг.– У самих за душой ни шиша, зад голый, а воображают себя пупами земли.

Это было уже слишком. Митяй пришел на все готовое. Дом с участком – бабушкино наследство. Михася хотела напомнить супругу об этом, но промолчала.

– Достала своим выпендрежем. Шляхта, блин. Даже яйца сырые едите, чтоб дерьмо было с глянцем. Думал из тебя человека сделать, только сам опаскудился.– Пламенный спич супруг завершил «большим петровским загибом».

Гордая шляхетская кровь ударила Михасе в голову, она вскочила с дивана.

– Пса крев,– выдохнула в лицо Суслику и вылетела из «залы».

Оказавшись за дверью своей спальни, обнаружила, что ее трясет. Руки противно дрожали, сердце выскакивало из груди.

Пса крев. Двадцать лет брака летели псу под хвост.

Михася рухнула на постель и невидящим взором уставилась в потолок. Нужно было успокоиться и все обдумать.

В руках у Михалины оказались четки, губы привычно зашептали молитвы из Розария Богородицы.

Буря в душе постепенно улеглась.

Вопрос первый: серьезно Митька сказал о разводе или так, для профилактики?

Если серьезно, то Стефания – тот человек, который ей сейчас нужен, чтобы не умереть от горя.

А если он это сказал от злости, то пока она будет проветриваться в поездке, они оба остынут, отдохнут друг от друга и посмотрят на все под другим углом.

Интересно, под каким углом можно посмотреть на Суслика и его Цыпу? Тут проветривайся – не проветривайся…

Значит, она остается…

Все-таки как было бы хорошо отправиться в Варшаву, побродить по старому городу, поймать на себе хотя бы один-единственный мужской взгляд и почувствовать себя молодой и интересной…

Идея была такой заманчивой, что доводы разума умолкли. В конце концов, «тварь она дрожащая или право имеет?».

Деньги в семье были у каждого свои, общих не было.

Митяй аргументировал это тем, что ему приходится учить сыновей, но Михася знала, что Броня с Алесем при первой возможности подрабатывают. К тому же особенно чадолюбивым отцом Митяй никогда не был. Несколько раз сводил наследников в походы – на этом его фантазия иссякла. В то, что Митяй балует сыновей, Михася не верила. Скорее, на своих шлюх потратит, чем на детей.

Так или иначе, под контролем Митяя она вела хозяйство на свои кровные и еще выслушивала лекции о расточительности, как об одном из библейских грехов.

В этом вопросе Дмитрий был истово верующим человеком: он верил, что бережливость – это главная женская добродетель.

… Еще до того, как она вошла в купе, Герасимов почувствовал неосознанное волнение.

Он напряг слух.

В узком проходе вагона толпились пассажиры, кто-то кого-то просил убрать багаж, кто–то -спрашивал, сколько ехать до границы. Проводница отдавала короткие команды, в тонкие перегородки бились тяжелые сумки, с глухим рокотом откатывались купейные двери.

Высокая и худенькая, как девочка, в купе заглянула женщина средних лет.

– Здравствуйте, – смущенно поздоровалась она и поискала глазами номера над полками.

Смущением и детской полуулыбкой женщина навевала стершиеся из памяти светлые женские образы: Татьяны Лариной, например, Софьи Фамусовой и Натальи Ростовой… И мамы…

Забыв о приличиях, статусе, возрасте и сопутствующих неприятностях, таких, как бессонница, артрит и супружеская неверность, Герасимов силился и не мог оторвать глаз от строгого лица, вокруг которого парили завитки светлых волос, беспощадно стянутых на затылке в хвост.

Каждое движение незнакомки, каждый наклон, поворот головы доставляли Герасимову эстетическое наслаждение.