Мария Высоцкая - Западня. От него не сбежать…

– Я и сама очень хочу это узнать, – прикладываю пальцы к губам и тяжело выдыхаю.

– Мой сказал, что Мельникову недолго осталось. Рак. Последняя стадия. Может, решил загладить грешки прошлого перед пасынком?

– Может быть. Мне их отец никогда не нравился. От одного его взгляда мороз по коже.

– Ой, и не говори. Только вот муж не в восторге от того, что Витек у руля после папочкиной смерти встанет.

– Я думаю, что найдется очень мало тех, кого это обрадует.

Пока Ирка рассуждает о том, какой Витька говнюк, я пристально смотрю на накопитель. Он по-прежнему лежит на столе и дожидается минуты, когда я отвезу его директору канала, на котором работаю вот уже как два года.

– Ирусь, мне еще на работку нужно заскочить и к Ромке в больницу.

– Ромка в больнице?

Черт! Никому не стоит знать о Ромкиных делишках, даже моей подруге. Улыбаюсь и продолжаю:

– Да, грипп подхватил. Ночью температура шарахнула, пришлось скорую вызывать.

– Ужас. Ладно, беги. Слушай, можно я у тебя посижу? Домой совсем ехать не хочется.

– Ладно, я на пару часов.

В телецентре первым делом забегаю к себе, за несколько часов моего отсутствия на столе скопилась приличная стопка бумаг. Когда я получила должность редактора-координатора и поняла, что отныне вся деятельность творческой группы, занимающейся сбором информации и созданием новостного сюжета, завязана на мне, – опешила. Канал у нас маленький, поэтому основа, конечно, местные новости. Но, несмотря на это, геморроя все же хватает. Иногда приходится быть мамочкой или же злобным цербером для сотрудников.

С этим я разберусь позже. Мажу взглядом по принесенным бумагам – пора. Прижимаю сумку к груди и топаю к директору канала. Пока взбираюсь по лестнице, никак не могу перестать думать, что там, на этом накопителе, и какие дела могут быть у Клима с нашей Горгоной. Амалия Константиновна Берг – царь и Бог этой обители, по совместительству дотошная незамужняя дамочка сорока лет. Откуда ее вообще знает Клим, и если знает лично, то зачем эти сложности? Почему не отдаст накопитель сам? Вопросов море, а вот с ответами куда скуднее.

Заношу руку и касаюсь дверной поверхности костяшками пальцев.

– Войдите, – скрипучий голос по ту сторону сегодня звучит раздраженно. Кажется, Амалия не в духе.

– Добрый день, – прикрываю за собой дверь и лезу в сумку, – меня просили тут вам передать.

– Здравствуй, Хабибуллина. Спасибо, можешь идти.

Амалия кидает накопитель в ящик стола и переводит взгляд к ноутбуку. Меня своим вниманием больше не балует, и слава богу.

Выхожу в коридор и громко выдыхаю. Прижимаюсь головой к стенке и прикрываю глаза. До ночи разгребаю бумаги, составляю отчеты для руководства, созваниваюсь с завтрашними «жертвами» нашего ведущего журналиста и даже выползаю на площадку, наблюдаю за прямым новостным эфиром. Ирония в том, что главная экранная звезда здесь – Мельникова Ангелина Станиславовна. Жена Виктора.

Отработав программу, Геля машет мне рукой и с искренней улыбкой на губах приклеивается с объятиями.

– Без тебя здесь сегодня такой бедлам, ужас. Куда ты пропала? – Ангелина откидывает за спину свои светлые густые волосы и поправляет манжеты.

– Ромка приболел, скорую пришлось вызвать. Жар.

– Какой кошмар. Может быть, нужна помощь? Ты же нам не чужая, Луиз. Почти член семьи.

Она говорит без иронии. И правда так думает – ну о том, что после гибели моих родителей Мельниковы взяли нас с Ромой под опеку. Член семьи, блин.

Иногда мне так и хочется открыть ей правду, вывалить все это дерьмо, и пусть делают что хотят. Разбираются как хотят. Хочется… но я не могу. Слишком сильно подставлюсь. Сама точно не выгребу.

– Спасибо, мы справимся, Гель.

– Ну, если что…

– Я поняла. Обязательно обращусь, – приторно улыбаюсь, а Мельникова чешет в гримерку.

Передергивает. Пытаюсь унять дрожь и тупые мурашки. Они расползлись по всему телу и колются, колются. Еще один кофе, отчет – и домой.

С таким настроем я завершаю этот рабочий день и уезжаю уже за полночь. Дома долго брожу по пустым комнатам, никак не могу заснуть. Ворочаюсь, поднимаюсь, дышу свежим воздухом на балконе, а потом снова залезаю под одеяло. Нужно выпить свое снотворное. Честно говоря, даже не помню, когда засыпала без него. Не помню.

Откидываюсь на подушку, а в голову вновь лезут эти навязчивые мысли. Они все, как одна, вертятся вокруг Вяземского. Чтоб его.

Если я сейчас скажу, что не думала о нем все эти годы, то жестко совру сама себе. Конечно же, думала, анализировала. Что, если бы я согласилась тогда уехать с ним? Как бы мы жили? Возможно, счастливо, а возможно, давно разбежались бы. Что бы случилось с моим Ромой? Его бы усыновила другая семья, как говорил Витя?