Алексей Дмитриев - Зимний роман

Открыв на минуту дверь и выпустив излишки пара, он постелил постель, которую заранее выносил в сенцы, и уложил на неё незнакомку. Ночь уже опустилась на землю, темнота мешала следующей операции, но откладывать было нельзя. Пришлось использовать обе керосиновые лампы, дюжину свечек и три электрических фонаря – почти весь арсенал освещения.

Медленно, сантиметр за сантиметром, Толян исследовал кожу женщины. Вырезал забравшихся клещей, вскрывал гнойнички, образовавшиеся в результате укусов летающих тварей, обрабатывал ранки. Закончил он далеко за полночь, но всё же нашёл в себе силы и принялся вливать больной в рот куриный бульон, сварившийся к этому времени из окорочков, взятых с собой на первые дни. Оставалась последняя процедура, но он решил отложить её на утро.

Ночь прошла спокойно. Хозяин, намотавшись днём, спал как убитый, а находка действительно была почти убита тайгой. Разглядывая её в спокойной обстановке при дневном свете, он подумал, что никогда бы на такую не взглянул. Впрочем, распухшее лицо и стрижка наголо кого угодно превратят в страшилище. Женские формы, как он вчера успел заметить при операции, тоже не очень хороши. Но и это можно списать на недельную голодовку.

«Кстати – вспомнил Толян – нужно покормить бедняжку. Хорошо, что глотательный рефлекс у неё сохранился». Он разогрел вчерашний бульон, потому что ничем другим в бессознательном состоянии накормить невозможно, и хотел приподнять больной голову, но отдёрнул руку. Градусника в хижине не было, но то, что температура у женщины выше сорока, сомнений не вызывало. «Ну что же – подумал он – придётся использовать последнее средство».

Эти средством была особая, чудодейственная мазь и настойка. Летом в посёлке подвыпившие мужики заподозрили попавшегося им под руки китайчонка в мелкой краже и хотели его избить. Толян заступился за пацана и проводил его домой. А вечером к нему пришёл пожилой китаец и принёс эти снадобья. Объяснил, как их использовать, и предупредил, что делать это можно только в самом крайнем случае. Похоже, этот случай настал.

Растирать мазь требовалось тщательно. Как на повреждённых участках, так и на здоровых. Впрочем, нетронутых мест почти не осталось. Даже там, где следов укусов было не видно, кожа всё равно покраснела и распухла. В результате целитель истратил половину драгоценной баночки, измазав пострадавшую полностью, с ног до головы.

Но главная сила заключалась в микстуре. Её было совсем мало, но и требовалось пострадавшей всего одна столовая ложка. Осторожно, стараясь не уронить ни капли, Толян отмерил необходимую дозу и перелил её, для надёжности, в стакан. Приподняв голову женщины, поднёс его к губам и дождался, когда они ответно шевельнутся. Тогда он быстро влил лекарство в рот и приподнял подбородок пациентки.

Реакция появилась мгновенно. Все мышцы больной напряглись, кулаки и зубы сжались. Она вытянулась, голова запрокинулась, а по телу пробежала мелкая дрожь. Через несколько секунд напряжение спало. Женщина, глубоко вздохнув, умиротворённо расслабилась. Она по-прежнему лежала без движения, но теперь напоминала не труп, как раньше, а просто спящую.

Вечером Толян хотел помазать ещё раз все разрезы и укусы йодом, но увиденное потрясло его. Ранки затянулись, краснота ушла, опухоль сошла. Температура у больной была нормальная, она тихо спала. Удивившись такому эффекту и гордый тем, что ему удалось спасти человека, он, с сознанием выполненного долга, лёг спать.

Идти, идти, надо идти. Эта мысль засела в мозгу и вытеснила все остальные. Вся жизнь теперь заключалась в этой задаче. Иногда появлялась мама. Она всегда молчала, только в глазах читалось: «Иди, доченька». Бывший не приходил, но Ирина знала – он смотрит, он ждёт, когда она остановится.

Гнус больше не доставал, потому что пропала чувствительность к укусам. Холод успокаивал горящую кожу, бодрил и гнал вперёд. Иногда всё проваливалось в темноту. Очнувшись, она снова шла. Даже если мрак окружал её. День и ночь, явь и забытьё, всё смешалось.

Потом стали приходить воспоминания. Картинки были яркими, Ирина будто пересматривала события своей не такой уж длиной жизни.

Больничная палата. Толстая девица на соседней койке: «Да не реви ты, ещё нарожаешь. Для себя пожить надо, пока молодая». Если толстухе что-то возражали, она закатывала глаза и уходила покурить тайком в туалете.

Первая экспедиция после института. Влад, один из молодых сотрудников настойчиво ухаживает за ней. Она ещё не отошла от развода, но слишком молода. Действительно, надо пожить для себя. Так хочется счастья.