Ange-lika - Изменение [СИ]

Матвей вспоминал первые ошибки. Люди до последнего не верили предупреждениям, что их любимый той-терьер или маленькая кошечка могут быть им опасны. Но на животных трансген действовал быстрее. Им даже под дождь не надо было попадать — влажного воздуха было достаточно. Чтобы убить не только своего хозяина, но и всех, кто оказывался с ним в замкнутом помещении квартиры.

Потом даже до их отдаленного центра долетали звуки повышенной паники — люди пытались бежать, надеясь, что там, в другой стране, всё не так. Почему-то они до конца верили, что эти условные для природы границы могут их защитить. Хотя это было вариантом прожить на несколько дней, недель или месяцев дольше. Оставшимся в городе жилось несладко, это у них в центре успели подготовиться, а здесь… Матвей осматривал пустые коробки домов из бетона и стекла, не представляя как в них жить без электричества, с перебоями питания. Некому тушить пожары. Ухаживать за городом. Деньги обесценились, по-своему можно было сказать, что наступил непроизвольный коммунизм. Это тоже вызывало конфликты. Как в дикой природе — кто сильнее, тот и получал больше еды, воды, возможности выжить. И это была тупиковая дорога — чем агрессивнее личность, тем проще ей было измениться.

Но самым тяжелым фактором Матвей признал страх. Люди боялись не просто за себя, они стали бояться своих близких. Изменённый хоть и стремился к лесной жизни, но по дороге мог убить немало людей, невзирая на все родственные и дружественные связи, которые оставались в его прошлой жизни.

Раньше думать о количестве выживших у Матвея не было желания и возможности. Цель была иная — найти способ борьбы с трансгеном. А теперь… Вздохнув, мужчина ещё раз осмотрел раскинувшийся перед ним город и понял, что шанс отыскать живых не столь велик. Прошла уже почти неделя от момента его возращения из бункера со всеми его жителями, и за это время все оставшиеся в Москве люди были модифицированы. От четырнадцати миллионов жителей столицы осталось пара тысяч. И стоило поторопиться отыскать оставшихся в живых, иначе эти две тысячи могли оказаться единственными жителями планеты. Зима была неблагосклонна не только к трансгену, но и человеку.

Матвей пытался объяснить это Эмме, но так и не был услышан. Поэтому он сидел тут на крыше небоскреба. Ему было над чем подумать, а в новом центре это становилось почти невозможно. Эмма была постоянно рядом. Это было прекрасно. Она чудесная девушка. Добрая, милая, нежная. Такая, которую хочется защищать, лелеять и оберегать. Она обладала всеми качествами, что он искал в женщине. Раньше. И она не желала отпускать его от себя, особенно после полугода расставания.

Матвей с удивлением осознал, что уже не помнит всех её аргументов. Там звучало что-то про белое платье, свадьбу, и что она должна с ним во всём советоваться, потому что этот день должен стать самым лучшим в их жизни и запомниться навсегда.

Но Матвей точно знал — он не сможет сидеть спокойно здесь, пока хоть где-то он может помочь людям остаться людьми. Вот только как объяснить это Эмме?.. И захочет ли она ждать его снова… Его поиски могут занять долгое время. Может год, может два. Да и стоит ли ей его ждать, учитывая, как он изменился и… одичал. Дело было даже не в модификаторе. Он просто стал другим. А Эмма осталась прежней замечательной девушкой из его грёз, с которой ему повезло встретиться. Только в прошлой жизни, которую не вернёшь.

Матвей зарылся руками в волосы, непроизвольно отмечая, что пора снова подстричься. А потом собираться в дорогу. Хотя сначала нужно объясниться с Эммой. Трусоватая мысль уйти по-английски была задавлена совестью.

«Интересно, а Наде понравилось бы здесь?» — мысленно спросил у себя Матвей и не знал ответа. Елисейские поля Парижа пустовали, и оттого Эйфелева башня смотрелась инопланетным сооружением.

Матвей всё чаще ловил себя на мыслях, что задумывается, а понравилось бы что-то Наде. Что бы она сказала, увидев очередное чудо творения рук человеческих. Веселилась бы она на празднике в Кракове, устроенном в честь модификации последних тысяч жителей? И в очередной раз ужасался собственной невнимательности. Они столько говорили с Надей обо всём, иногда за обедом, иногда где-то пересекаясь по исследованиям, и он почти ничего о ней не знал. Может, у него судьба такая, не слышать девушек, которые его любят?.. Наверное, Эмма была права, обвинив его в невнимательности и чёрствости.

Матвей вздохнул, срывая ветку с небольшого куста, мимо которого они проходили. Непривычно было видеть такую низкорослую растительность. Но чем глубже в Европу они со своей группой забирались, тем обычнее становились деревья. Хотя людям хватало и принесённых дождей. Вот население Парижа уменьшилось до чуть более тридцати тысяч.