Марина Суржевская - Воспоминания

Но она медлит. И я не знаю, как относиться к этому. Диана ненавидит меня, но не призывает Дыхание Вечности. Почему?

Почему она поступает так же, как Нория, не убивает, когда может сделать это?

Я не понимаю.

Я растерян.

Я отпускаю ее, хотя и знаю, что не стоит. Но я не могу ее видеть. Не могу смотреть в ее лицо, в ее глаза. Я прошу гребанное мироздание поскорее прекратить все это. Иначе я сорвусь и уничтожу этот мир, потому что ненавижу его.

Хотя ненавижу я лишь себя…

Впервые ощутил солидарность с ублюдком. Новым странником, что роет землю носом, лишь бы найти Диану. Я вижу пламя в его глазах, оно меняет суть. Я знаю этот огонь, адские костры ничто по сравнению с агонией души. Ян боится.

От него разит страхом за километры, это дикий и животный страх за другое существо. Он боится потерять ту, что даже не обрел. Он готов на все, лишь бы вернуть ее.

О, мне знакомы и эти чувства…

Я тоже был готов на все. Но с той стороны нет возврата, а в мире не существует магии, способной вернуть умерших. Это недоступно даже древним, даже иным, даже обладателям эфира. Все конечно — рано или поздно. И если переход совершен, то вернуться невозможно.

Но этот странник готов отправиться за Дианой и за грань. Я вижу в нем эту готовность и сжимаю зубы до скрипа. Хочу убить его хотя бы для того, чтобы не видеть. И не сравнивать.

Себя с ним. Свои чувства — с его. Он как отражение, но только в кривом зеркале стою я, а не Ян. И это дико раздражает. И в то же время заставляет задуматься…

Последнее время я думаю слишком часто.

Я знаю, что Ян найдет Диану. Знаю, что отнимет ее у меня. И знаю, что не убью его, когда придет время.

Почему?

Смеюсь. Потому что через целые века этой гребаной жизни, глядя на этих двоих, я наконец хоть что-то понял…

… заключительный акт нашей пьесы. Не знаю, была ли она талантлива, не знаю, играли мы в трагедии или комедии. По большому счету- все едино и зависит лишь от точки зрения.

Проклятый круг странников, которого я ждал целый век. И меня почти не волнует, чем этот поединок закончится для меня, я хочу лишь одного- смерти врага. Хочу увидеть это и обрести покой. Даже жаль, что клинок способен убить лишь один раз.

Ян удивил меня. Он оказался гораздо сильнее, чем я ожидал.

И мне всерьез приходится защищаться, сдерживая его натиск.

Яна ведет любовь, он верит в нее. И поэтому — почти равен по силе мне, древнему.

Отшвырнул его и развернулся туда, где была Диана. Тонкая фигурка в легком платье. Она встала с колен и ударила. Аргуса.

Сделал свой выбор. Выбрала… меня? Или просто меньшее из зол — это зло знакомое?

Я не почувствовал радости. Лишь облегчение от того, что все закончится. И за это я благодарен этой девочке, благодарен понастоящему, надеюсь, она будет счастлива. Прощения? Нет, не прошу. Вряд ли я его достоин.

В детстве отец рассказывал мне, что крылья Иных обретали плоть от сильных и искренних чувств. Что они раскрывались за спиной, чтобы защитить самое дорогое, что есть у мужчины. Я всегда думал, что это лишь сказка. А теперь видел воплощение эфира воочию. Белоснежные крылья Яна, что уносили двоих от смерти.

И в этот момент понял, что рад. Действительно рад за них. За то, что выстояли, обрели друг друга, поверили в настоящее. Я смотрел и понимал, что впервые чувствую внутри тепло.

Смирение. Покой. Мне было хорошо в этом губительном хаосе, в воронке взрыва, что убивала меня. Немного жаль, что не сказал что-то важное. Диане, Дорицию… Хаосу, что стал настоящим другом и о многом догадывался.

Серебристую цепь поймал машинально, не думая. Блеснул зеленый камень на кольце, стекло часов треснуло из-за бешено вращающейся стрелки.

Нория. Навсегда.

Это ведь… Не знаю, от чего закричал — от удара или осознания.

Отец говорил, что лишь прощение освобождает душу от цепей. Еще одна байка, которой я не понимал. Я буду скучать по малышке Диане. И надеюсь, смогу быть достойным ее подарка.