Нина Хитрикова - Наглый [СИ]

Когда слезы высохли, а мы переместились на кухню, подруга достала ополовиненную в прошлую нашу с ней вечернику на двоих бутылку вина. Теперь разговоры по душам идут неспешно и более откровенно.

— …Он просто козел. — Слишком мягко, на языке вертелись слова и похлеще.

— Да не он козел, а я сама дура. Он просто взял то, что ему с радостью предложили. Я же сама пошла, сама в постель легла… ну его! Как там в психологии? Закрыть этот, как его, гетша — гештальт. Блин, кто слово-то такое придумал?

— Точно! Мы что-то такое учили в институте. И почему я не пошла на психолога? Сидела бы себе вся такая умная и деловая в красивом кабинете, а не тратила нервы на этих спиногрызов, которым ничего не надо. — Сразу же накатила волна легкой паники. Вот уж вспомнила. Понимаю, что хочу оказаться в своей квартире. Сейчас. Сию же минуту. Нырнуть под одеяло и проспать неделю. — Как завтра на работу-то идти? Страаашно.

Очень страшно. Просто до тошноты. Не помогает ни вино в бокале, ни самоконтроль. Сейчас мне хочется оказаться в ласковых маминых объятьях — окунуться с головой, утонуть в них, раствориться, и чтобы завтра не наступило никогда. Глупости, конечно.

«Тебе идет черный. Классное платье» прилетает оповещение вконтакте на телефон от некого Maks $$$. Не открывая сообщение, кликаю на профиль. На аватарке парень в черной толстовке с капюшоном и черной медицинской маске с нарисованной нижней частью челюсти в виде скелета. Лицо почти полностью скрыто, видны только брови и глаза, но это точно он — Гордеев, потому что этот дерзкий взгляд невозможно спутать ни с чьим другим.

Я вспоминаю, что черное платье, которое я в последнее время надевала — это платье на вечеринку. Значит, он точно меня видел в тот вечер. Меня прошибает холодный пот. Глупо оглядываюсь по сторонам, хотя и понимаю, что его тут просто не может быть, но чувство, что он следит за мной, заставляет подскочить к окну и наглухо задернуть занавески.

Я всматриваюсь в черные буквы, сложившиеся в два коротких предложения, а в голове словно рой пчелиный бьются, скребут, жужжат и кусают вопросы. Зачем он мне написал? Что это — новый вид троллинга? Он все-таки с кем-то поспорил, и завтра меня ожидает позорное увольнение? И главное, что со всем этим делать?

Сообщение я решаю игнорировать, и убираю телефон подальше под подушку, поставив на ночной режим. Включила телевизор и попыталась отвлечься, но бездумно щелкала пультом, переключая каналы. Можно было, конечно, Тоне позвонить, но у нее и самой сейчас проблем хватает.

Ночь я провела ужасную. Спала плохо, просыпаясь от каждого шороха, снились какие-то кошмары — то кто-то гнался за мной, то меня запирали в какой-то комнате, и я не могла выбраться. Проснулась я рано и совершенно разбитая. В зеркале отразилась бледная до синевы и лохматая рыжая женщина неопределенного возраста. Поэтому красилась и одевалась я особенно тщательно. К школе шла с колотящимся где-то в пятках сердцем и дрожащими коленками. Тяжелая входная дверь поддается не сразу — сил отчего-то нет. В школе, как всегда шумно, а в учительской бесконечные разговоры. Застываю на пороге, не решаясь сделать шаг внутрь. На меня не пялятся осуждающе и с горящим интересом в глазах, не смолкают при появлении. Все как обычно. Уф! Меня вообще не замечают. Волнение отпускает, я расслабляюсь.

— Коллеги, доброе утро! — Громко говорит вошедшая Ангелина Петровна. Она бегло осматривает учительскую и останавливает свой взгляд на мне. — Юлия Сергеевна, мне нужно с вами поговорить. Пойдемте в мой кабинет.

Зайцева идет по коридору, держа спину ровно и зорко осматривая, попадающихся на пути учеников.

— Ковригина, одерни юбку! Ты в школу пришла, а не в клуб. Еще раз увижу в таком виде, приглашу родителей, поняла? — Она чуть задержалась у старшеклассниц, стайкой сбившихся у кабинета биологии.

— Да, Ангелина Петровна. — Ковригина опускает глаза в пол, заливаясь румянцем, и тянет юбку ниже.

Зайцева спокойно продолжает свой путь, а я иду следом за ней тенью. И если до этого момента я просто боялась, то сейчас, все ближе и ближе подходя к кабинету завуча, готова была умереть от ужаса, стыда и унижения. В голове звенело, как на утро после сильной пьянки.

— Проходите, Юлия Сергеевна. — Ангелина Петровна открыла дверь и сделала приглашающий жест рукой. Я прошла в кабинет и остановилась посередине, не решаясь ни пройти дальше, ни присесть на стул для посетителей напротив рабочего стола Зайцевой. — Что же вы не садитесь?