— К вечеру позвонили — загорелась проводка. Пока приехала пожарная, уже половина успела погореть, обрушилась крыша. Слава богу, людей вовремя эвакуировали.
— Кошмар, — протянула я, вместе с ним рассматривая то, что осталось от огромного склада со стройматериалами.
— Думал, к утру только разгребемся. Хотел тебя предупредить, но не смог дозвониться. Ты намеренно не брала трубку?
Говорит и смотрит выжидающе.
— Я… я не хотела с тобой разговаривать, — чувствуя отчего-то смущение, отвечаю я.
Саша поднимается со стула и оказывается очень близко. Его дыхание щекочет волосы на виске. Кожа в этом месте мгновенно покрывается мурашками, и я судорожно сглатываю, пытаясь отодвинуться от загребущих рук, которые по-хозяйски легли на мои голые локти.
— Пусти, — тихо шиплю я.
— Не пущу. Никогда тебя не отпущу, — он качает головой. — Я переживал, места себе не находил. Скажи, ты нашла с кем отомстить мне? И как, понравилось?
Даже подавилась воздухом от возмущения.
— Что? Как ты можешь?!
Из глаз мгновенно хлынули слезы безудержным потоком. Стало так больно и обидно, что горло перехватило мгновенным спазмом.
Зачем? Зачем он так поступает со мной?
— Как ты смеешь у меня такое спрашивать, после того как сам…
Пытаюсь вырваться из жестких, чуть шершавых рук.
— Да пусти же ты скотина!
Саша наклоняется ко мне, и в полумраке спальни я вижу, что его черты искажены болью, которая как чума передалась от меня к нему. Мы оба тяжело болеем недоверием, предательством и ложью. Она медленно убивает нас весь последний месяц, и я в очередной раз задаюсь вопросом: а есть ли от нее лекарство?
— Да, я скотина! — с тихой яростью выдыхает мне он в лицо. — Ревнивый предатель, подлец. Обзывай как хочешь, а лучше ударь… убей, но только не уходи…
Стальной захват из мужских пальцев исчезает, и Саша опускается на колени, с силой обхватывая мои ноги.
— Ударь! — повторяет он, а меня всю трясет от бьющих через край эмоций.
Пытаюсь оттянуть его голову от своего живота за волосы, причиняя боль, а потом не выдерживаю и на самом деле бью его по плечам, по спине, пытаясь отодвинуть жаркое тело хоть на миллиметр.
— Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! — я истерично срываюсь на крик.
Он молчит, только тяжело дышит где-то в районе моего пупка, а я борюсь скорее сама с собой, чем с ним.
Внутри все клокочет от какой-то надломленной, искореженной, израненной любви. Она медленно истекает кровавыми слезами, но все еще борется за свое право на существование, терзая мое и без того измученное сознание болью, ревностью и обидой.
Эмоции и желания сплетаются в дикий алкогольный коктейль, и я моментально пьянею, с головой погружаясь в это срыв.
Не любишь?
Не простишь?
Не подпустишь к себе больше близко?
Маша, ты такая дура… ты просчиталась…
В какой-то момент я просто понимаю, что слишком устала от этой борьбы и сдаюсь.
Уже не впиваюсь пальцами в плечи, а прижимаю к себе, перебираю волосы на затылке, а потом и вовсе целую так, как никогда прежде — дико, алчно, с совершенно несвойственным мне напором.
Отрываюсь и смотрю Саше в глаза, а в них одновременно желание, мольба, робкая надежда и мучительный стыд.
Он пытается увернуться и скрыть все эти эмоции в изгибе моей шеи, нежно покрывая ее поцелуями, а меня это бесит до красной пелены перед глазами.
Сегодня он мне нужен открытый, виноватый, мой и желательно подо мной. Потом я обязательно подумаю обо всем этом на трезвую голову, а сейчас я просто хочу, наконец, избавится от невыносимого напряжения, что копилось внутри меня все это время.
Тлеющее желание, разгорается с новой силой, превращая меня в дикую кошку — открытую, свободную и решительную.
Я не замечаю, как оказываюсь на постели, жадно целующая собственного мужа, прижимающая его руки к простыне, обхватившая коленями свою добычу.
Возможно, уже завтра я пожалею о своем поступке. Назову его малодушным, недостойным, почти унизительным для моей и без того растоптанной гордости. Но сейчас под покровом ночи, на волне адреналина все кажется как никогда правильным, настоящим, лишенным всяких запретов. Он нужен мне без всяких условий и поправок на здравый смысл.
Мужчина под моими ласками чутко откликается на любое движение, нетерпеливо стонет мне в губы и это делает меня еще смелее. Двоякое чувство вседозволенности сметает барьеры, и эйфория течет расплавленной магмой под тонкой и слишком чувствительной кожей.
Читать дальше