— Иди отдыхай.
В тишине спальни я, не раздеваясь, ложусь на покрывало и моментально проваливаюсь в сон, перед этим подумав, что хорошо было бы проснуться утром и понять, что все это было просто ночным кошмаром.
Бабушка уже минут двадцать буравила меня недобрым взглядом и методично уничтожала заварные пирожные. Пользовалась моментом, пока дед не видит.
— Твоя логика просто убийственна, — глядя поверх очков, выдает она, свое гениальное умозаключение. — Люблю не могу, но простить не могу, потому что дура и сама это признаю. Ты уж определись, пожалуйста, с приоритетами.
— Умеешь ты, посоветовать, — меланхолично говорю я, старательно размешивая сахар в чае.
— А тут советовать не нужно, — пожилая женщина неодобрительно поджимает губы. — Не майся дурью, и не выноси мне мозг. Они у меня и так в последнее время плохо соображают.
— Поменьше налегай на сладкое, глядишь, и голова проясниться, — возвращаю шпильку я.
— Поговори мне тут еще. Ишь, выросла она, а ума не добавилось.
Я скептически посмотрела на нее и тут же вздрогнула, когда бабушка неожиданно шмякнула кулаком по столу, да так, что ее любимые фарфоровые чашечки с жалобным звяканьем подпрыгнули.
— Хватит себе нервы трепать и мужику. Это он сейчас перед тобой на задних лапках скачет, а как побьется о скалы, да и пойдет утешение искать. Да-да. Вот Ирочка обрадуется.
В немом изумлении выпучила глаза на бабушку. Вот чего не ожидала, так это того, что она будет защищать Сашу. Он же ее нелюбимый зять. Все эти годы спала и видела, как бы ему свинью подложить потолще, да погрязнее.
— Ты думаешь, у нас с дедом в жизни все гладко было? — между тем с нажимом продолжает она, буравя меня пристальным взглядом выцветших глаз. — Он знаешь какой в молодости был. Бабы пачками на нем висли.
Я изумленно на нее вылупилась. Никак не получалось представить плешивого и плюгавенького деда в роли настоящего мачо.
— Дед тебе изменял? — в ужасе прошептала я.
— Изменял, конечно, — снисходительно фыркнула бабушка. — Не в открытую, но все же…
— А ты?
— Бесилась, уходила, возвращалась, а потом я поумнела и дед поумнел.
Подробностями бабушка делиться явно не собиралась, хотя, мне и так откровений хватило выше крыши.
Пока я пришибленно переваривала ее слова, бабушка деловито подлила мне крепкого чая, добавила сливок.
— Представь себе на минуту, что вы все же развелись, — стала рассуждать бабушка. — Даже если отбросить тот факт, что вы совместно воспитываете двух детей. Просто представь.
Состроила кислую мину, не понимая, чего бабушка хочет этим добиться.
— И с кем бы после ты хотела создать семью? Встречались ли на твоем пути такие мужчины?
Мысли путались. Я перебирала в памяти своих друзей, знакомых. Нет. Все они казались чужими, скучными, пресными. Торможусь на ярко запечатленном в подкорке образе Владимира Ивановича.
Могли бы мы построить с ним отношения?
Может, и могли… если бы между нами не маячил образ Ольги.
Черт… это просто утопия какая-то…
— Маш, тебе уже почти тридцать и нужно трезво смотреть на жизнь. Кому ты нужна, когда все нормальные мужики в этом возрасте при семьях.
— Ты утрируешь, ба, — вяло возражаю я.
Бабушка качает головой.
— При таком раскладе ты просто останешься одна. Да, отношения, будут, но, поверь моей жизненной мудрости, ничего путного из них не выйдет.
Ее слова камнем оседали где-то в районе желудка. Она мне про жизненную мудрость, а я ей про чувства. Про то, что я чувствую себя растоптанной и преданной. Про боль, которая поселилась где-то в районе груди и мешает спокойно дышать.
— Решай сама, но прошу тебя: не руби сплеча. Не дай чужой подлости разрушить собственное счастье.
Мне хотелось возразить, назвать десяток, причин, из-за которых я считала мужа, а не Веру Ивановну и Ирой, виновным по всем статьям. Ведь, именно он заварил все эту кашу. Из-за его слабости, похоти и даже дурости, наш брак стал казаться мне чудовищной ошибкой. Открыла рот и вместо этого выдохнула:
— И что же мне его простить? Сделать вид, будто ничего не было?
— Ну почему, — по губам бабушки расползлась плотоядная улыбка. — Пускай еще побегает, помучается в воспитательных целях. Глядишь, скинет с десяток кило.
Одними губами усмехнулась в ответ. Она в своем репертуаре.
После бабушкиного чая во рту остался пакостный привкус ее осуждения. Я вышла на улицу, сглатывая его терпкий вкус, как завибрировал смартфон. Сунула руку в карман жакета.
Читать дальше