А друг заклятый затаил злобу лютую, да и удумал извести Ивана дурачка, выжидал только момента удобного. Ну и дождался. Так все сложилось, отмечали Иван со товарищи день свой, мужской на работе — заявились несколько знакомых, среди них и друг в кавычках. Иван смолчал — не станешь же при всех отношения выяснять, хотя все уже и было выяснено. Сидели ещё с часа два, покурить бегали, за жизнь потрепаться, вот и добавил дружок в Иванову рюмку хитрую таблеточку, без вкуса. Повело Ивана не на шутку, смутно помнил он, как ехал куда-то пассажиром, тащил его этот друг, лежал он где-то, почему-то раздетый, мельтешили перед ним какие-то лица… то ли женские, то ли ведьм каких-то видел, двоилось и расплывалось все. Сложно было ему и пальцем шевельнуть, и глаза открыть, сил совсем не было, и дико колотилось сердце, уплывал он куда-то, показалось ему в какой-то миг, что была тут и Елена Прекрасная, почему — то с ненавистью говорившая ему, что он мерзавец.
Он замолчал, молчала и Лена, тихо-тихо было в комнате, только за окном оглушающе разорвались салюты.
— О, не терпится кому-то, — встрепенулся Ерохин. — А дальше было все просто, очнулся Иван-дурак через пару дней, опутанный трубками, рядом заплаканная мамулька, через неделю свалившаяся с кризом. Ничего не помнит, не понимает, почему его Елена Прекрасная не рядом, да… Потом вот и узнал, что увез его такого побратим в теремок, вернее, в баньку, вызвонил к якобы Ивану шлюху свою, позвонил затем Елене Прекрасной, сказал, что Ивану стало плохо в баньке, хорошо ещё, ключи от терема не брал с собой. Елена Прекрасная всполошилась и поехала в терем, супружнику помочь и застала ту картину, на которую и делал расчет друг этот — супружеская измена налицо, Иван лежит на лавке, девица его ртом якобы ублажает, а дружок со спины к ней пристроился. Картина маслом, так сказать. А что Иван глаз не открывает — так это от кайфа. Вот и поверила сразу Елена во всё. Иван сознание потерял, друг, извини, пересрал — и вызвал «Скорую», за это спасибо, а то бы и помер так. Пока Иван в себя пришел — отравление палёной водкой озвучили, пока суд да дело, повестку на развод принесли. Попытался хоть как-то поговорить с Еленой Прекрасной — ответ один:
— Ненавижу, ты для меня не существуешь!
Вот и поник головой Иван, от обиды и безысходности пустил в дом медсестричку, которая стреляла глазками и ухаживала за ним, злился на весь мир, да только быстро понял, не тянет она, близко не годится даже на роль приходящей. Так вот и жил, в маленькой избушке-однушке-хрущебе. Теремок продал, вырученные средства полностью перевел на дочку, сам вот потихоньку приобрел эту хоромину, живет… как-то… Такая вот невесёлая сказка, как говорится: сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок!
— А тот, друг заклятый, он что, чистеньким остался? — почему-то хриплым голосом спросила Лена.
— А это уже другая сказка. Про красну девицу с несказочным именем — Регина, её тебе она сама расскажет!
Опять молчали оба, потом Ерохин встрепенулся:
— Девятый час, скоро Копыловы звать начнут, им обязательно надо старый год проводить, Женик будет разыгрывать из себя пьяненького, Тома притворно ворчать-они такие молодцы, особенно Тома — сына потерять и мужа едва языком шевелившего, на ноги поставить. Женик морс пьет, типа вино, а мы с ней шампанского позволяем.
— Да-да! — как-то сдавленно произнесла Лена. — Я в ванную!
— Давай донесу?
— Н-нет, я сама, ладно?
Едва зашла в ванную — слезы хлынули градом, она совала кулаки себе в рот, и старалась не вскрикнуть, нельзя было Ерохину видеть её запоздалые больше чем на пять лет слёзы.
Не слышала она, как взад-вперед ходивший по коридору Ерохин сначала негромко, потом, встревожась, звал её и, не выдержав, ломанулся в ванную. Оторопел на секунду — Ленка, непробиваемая и неверящая ему ни на грош, сидя на бортике ванны, зажав рот руками, горько плакала.
— Лен, Лена, что, нога?
Она, зажавшись, тоненько заскулила, Ерохин рывком поднял её и медведем попер в комнату, бормоча:
— Ничего, мы сейчас таблеточку выпьем, пройдет твоя ножка! Если что, никуда не пойдем, притащу стол к дивану, Копыловы придут! Лен, не плачь! — хотел её опустить на диван и бежать на кухню за водой, но она, клещом вцепившись в него, только и выдохнула:
— Нееет!
— Что нет, Леночка?
Она, все так же заливаясь слезами, только крепче вжалась в его грудь. Сел с ней на диван, обнял крепко-крепко, и покачивая, совсем как когда-то маленькую Катьку, стал приговаривать:
Читать дальше