Микола Адам: Здравствуй, Даша!

– Да, – согласилась Даша. – Кофе будешь? – предложила.

– Давай, – согласилась подруга.

Даша включила электрочайник.

– Так чего у тебя случилось? – напомнила Павловская о главном.

– Есть одна тема, – сказала Даша. – Короче…

Закипел чайник, и Даша не договорила.

Приготовив кофе, она разлила его по чашкам, подала одну гостье. Со своей чашкой села на кровать напротив Павловской, уставшей, кстати, ждать продолжения начатого Дашей разговора, заинтригованная словами новоиспеченной подруги. Не выдержав затягивающегося молчания, она спросила:

– Что короче?

– Я, короче, хочу стать эмо, – на одном дыхании выпалила Даша, сжимая обеими руками чашку, будто грея об нее пальцы.

– Гонишь? – не поверила Таня.

– Правда, – подтвердила Даша, и столько в ее взгляде мерцало решительной уверенности, что Павловская поняла сразу о нешуточном намерении одноклассницы.

– Не поймут, – сказала она. – Хотя, стой, ты собираешься в школу завалить в прикиде эмо?

– Ну, да, – кивнула Даша. – А чё такого-то? Сеструха говорит, в Минске эмо в порядке вещей.

– Так-то в Минске! – заметила Павловская. – У нас тебя зачмырят. Тот же Хвалей первым пальцем станет в тебя тыкать, как на уродку.

– Ну и фиг с ним, – сказала Даша. – Эмо – это же круто, а главное, не скучно. А то заплесневели уже все здесь. Я и в чате стала общаться с эмо-девочками. Они такие интересные, прикольные.

– Так тебе по приколу приспичило эмо заделаться? – спросила Таня.

– Нет, почему. Мне очень близки мотивы и образ жизни эмо.

– И склонность к суициду ты тоже имеешь? – подколола Павловская.

– Зачем? – не поняла Даша.

– Ладно, проехали, – остановила саму себя Таня. – Твое дело. Что я тебя отговаривать буду? Шмотки где будешь брать?

– В пятницу сестра приезжает. Я с ней обо всем договорилась. Она и покрасит меня, и шмотки привезет, – ответила Даша. – А в субботу я в новом образе приду на дискач.

– Ну-ну, революционерка, – обозвала подругу Павловская.

– Почему сразу революционерка?

– А то кто же?

– Ну клёво же будет, – настаивала Даша. – А как еще выразить собственное «я»? Показать, что я личность? Ты вот через танцы свои самовыражаешься? Я буду через эмо-образ.

– Да я же не против, – улыбнулась Павловская. – Просто трудно тебе придется в нашем болоте, хотя прикольно будет посмотреть на реакцию, особенно учителей. А предки твои что скажут?

– Я думаю, им вообще пофиг, что со мной и как я живу, – сказала Даша как-то грустно.

– Бывает, – вздохнула Павловская. – Такая же фигня, как со мной. Только мои не скрывают этого.

– Так чего, мы подруги? – решила, наконец, напрямик спросить Даша одноклассницу.

– Подруги, подруги, – заверила Павловская, которой тоже очень хотелось с кем-нибудь секретничать и кому-нибудь по-настоящему довериться.

Осень зарядила дожди не по-детски. Словно пулеметными очередями, расстреливала непрекращающимися ливнями все живое. Утверждала себя, открыто заявляя, что пришло ее время, и никому другому распоряжаться на обретенной территории не позволит. Однако не все страшились осенней мокреди. Молодости, вероятно, вообще не ведомо такое понятие, как «страх». Молодость безрассудна и легкомысленна, отчаянно храбра и безумно влюбчива, склонна к самопожертвованию и подвигу, но не прочь получать подарки и призы, одновременно жестока и милосердна, а еще любимица смерти и войны. Недаром Виктор Цой когда-то рассказал всему миру, что «война – дело молодых, лекарство против морщин». Бесстрашная молодость не боялась осени, ее коварных простуд и ангин, потому что в сердце жила весна. И остановить музыку осень тоже была не в силах. Как бабочки на яркий свет, на звуки музыки спешили подрастающие юноши и девушки, будущие мужчины и женщины. Именно музыка пока связывала и объединяла их вместе. Пусть бессмысленная и глупая, не навязчивая и не оставляющая никакого следа после себя, но такая необходимая в эти несколько часов, выделенных руководством отдела культуры под дискотеку, когда мальчишки и девчонки, по сути, могли не притворяться кем-то, кем должны быть в обществе, а оставаться самими собой. Именно музыка дарила несколько часов истинности, а не притворства, которым обеспечивала по полной жизнь. Абсолютно разные, и в социальном положении, и в умственном развитии, молодые люди, как трезвые, так и в подпитии, не проходили мимо, а непременно заходили в танцзалы. Их намерения были различны. Кто-то хотел танцевать, кто-то отдохнуть, кто-то познакомиться, кто-то встретиться с друзьями, покурить, поболтать, кто-то выпендриться и подраться, кто-то целоваться не таясь… Ни осень, ни ее заряженные, как пулеметы, дожди не могли помешать молодежи оставаться молодежью. Поэтому еще с шести вечера в субботу диджей Кролл, ученик одиннадцатого класса из Первой школы, сын директрисы местного Дома культуры, официально оформленный мамой, как работник ДК, по договору подряда на полставки, завел свою «шарманку» так, что разрывались колонки «Алиса» и звук, вырывавшийся из динамиков, точно джинн из бутылки, растекался по всей Площади и укутывал собой, убивая шум дождя.