Это была завершающая часть ритуала, поскольку напутственные слова и пожелания оставались пустыми словами и несбывшимися пожеланиями, обычным сотрясением воздуха. Потому что следующая встреча, в деталях повторяя предыдущую, проходила не раньше, чем месяца через четыре.
Я называл эти встречи «квартальным отчетом» и вскоре воспринимал их, как часть окружающего меня ландшафта или плохую погоду, которую иногда следует терпеть по необходимости.
Хотя, если признаться, ощущение беспомощного идиота и до, и после, и во время вынужденных визитов меня не покидало.
Нет-нет, я понимаю, что больше всего меня раздражало. Не сама Марго, не ее затейливо-назойливое гостеприимство, не повторяющийся раз от разу ритуал, вовсе нет; меня бесило желание Марго заставить нас играть по своим правилам, навязать свой стиль жизни.
Для того, чтобы почувствовать себя самодостаточной ей нужны были зрители; нет, не так, не зрители, а, скорее, партнеры, задача которых состояла в том, чтобы вовремя подавать реплики.
Такой спектакль не может идти каждый день, ибо тогда он наскучит самому солисту.
Впрочем, гораздо раньше он наскучил «статистам»; во всяком случае, как я уже говорил, встречи становились всё реже, пока не прекратились совсем.
…Странно, что я вспомнил о Марго, перебирая в памяти слова в поисках приснопамятного «нотариуса», мучительно перебирая, дергаясь, нервничая и не находя себе места.
А в кафе, где я сидел, звучала грустная музыка, какой-то незнакомый мне певец щемяще пел о том, что всё в жизни проходит, и только любовь вечна; но, увы, это была всего лишь песня, мгновенная иллюзия печали, обычное сладкоголосое вранье, потому что, действительно, всё в жизни проходит, а любовь увечна, как увенчанная моим воспоминанием нелепая Марго, выскочившая в памяти сразу после того, как мое устало сознание выдало, наконец, словно вызволив его из комы, искомое слово «нотариус».
– Дура! – проскрежетал кто-то сзади.
– Святая! – принеслось откуда-то в ответ.
И. Тургенев, «Порог»
…Она подсела ко мне, поздоровалась, представилась Басей; щечки ея слегка пунцовели, губки были упрямо сжаты.
– Это вы будете моим оппонентом? – осведомилась она.
– Я, – подтвердил я.
– И как вы настроены? – поинтересовалась Бася.
– Смирно… – я улыбнулся.
– Ну, тогда и я смирно, – Бася изобразила подобие улыбки.
К тому времени я не много знал о ней: блогер, автор сетевого журнала «Зеленые водоросли» (озорного и небезынтересного), упрямая, неглупая и – главное – независимая.
Честно говоря, воображение нахально рисовало мне яркую юницу – атеистку, которую можно было бы отнести к разряду роковых женщин – Femme Fatale, – но фатальным образом реальность оказалась прямо противоположной: передо мной сидел милый, обаятельный ребенок, чем-то (или кем-то) основательно напуганный, но от этого куда более решительно настроенный и готовый, как мне казалось, взойти на эшафот, отстаивая свою правоту.
Так отстаивал свою правоту Джордано Бруно.
Так отстаивал свою правоту Павлик Морозов.
В сущности, и тот, и другой были фанатиками – один с плюсом, другой с минусом.
Кем же была Бася?
И первым, и вторым, и третьим. А еще и ребенком, которого уличили в неблаговидном поступке и который всеми силами пытается доказать, что это не он подбросил дохлую мышь учительнице, а уж кнопки на стул его соседка положила себе сама.
Однако в любом случае ребенок остается ребенком, и любим мы его, невзирая на его шалости и проказы.
Так вот.
Особой дискуссии, признаться, не получилось. Мне мешал образ ребенка, сменивший в моем сознании Femme Fatale, а Бася, себя не помня, сидела, как нахохлившийся воробушек на жердочке, и упрямо, как мантру, как заклинание, повторяла, то и дело путаясь в словах, одно и то же, нечто вроде о вреде и косности религии и торжестве современной науки. Губки у нее по-прежнему были сжаты, коленки дрожали, и вся она представляла собой пружину, готовую распрямиться в любой момент.
Временами становилось страшно за эту девочку; хотелось обнять ее, погладить по головке и сказать:
– Бася, солнышко, успокойся, пойдем лучше посидим, выпьем кофе, поболтаем, и ты расскажешь мне, малышка, кто же тебя так обидел…
Но… глаза ее смотрели, не мигая, словно остановившись на какой-то одной точке: ни дать, ни взять – живая иллюстрация стихотворения «Смерть пионерки», написанного багровым от высокого давления Багрицким – «Валя, Валентина, что с тобой теперь…», «Нас водила молодость в сабельный поход…», «Возникай содружество ворона с бойцом…», ну и т. д.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу