Дениз Робинс: Пир окончен

Все в этом офицере казалось удивительно правильным. Однако педантом он не являлся.

Форбс обладал чувством юмора. В его облике сквозила легкая надменность, что даже шло ему. В тот вечер, когда официант побеспокоил Форбса, он обдал его холодным высокомерием, что смутило Верону. Было заметно, что офицер привык общаться с мужчинами, требовать от них дисциплины… и добиваться ее.

Отец Форбса умер всего два года назад на службе в Индии. Его овдовевшая мать и сестра Филиппа жили вместе. Сестра тоже осталась вдовой. Ее мужа убили в последний год войны. У них был дом в Кемберли.

Филиппа имела сына, четырехлетнего Николаев. Превосходный ребенок, как называл его Форбс. А сестра Филиппа, по его словам, была милой девушкой, чуть старше Вероны.

– Вы должны позволить мне пригласить вас в Кемберли и познакомить с моей семьей, – добавил он. – Думаю, они понравятся вам, а вы понравитесь им. Мы не художники, но, кажется, моя бабка в молодости рисовала. Одна или две жутких мазни в позолоченных рамах висят в нашей гостиной и являются сокровищем моей нежной мамы.

Форбс рассмеялся. Казалось, он смеялся над многими вещами. И Верона не могла удержаться, чтобы не посмеяться вместе с ним. Она могла представить себе «мазню», эти зверства, намалеванные пылкими художниками-любителями, часто украшающие стены домов в стиле эпох Эдуарда и Виктории. Верона и Стефан хихикали над подобными вещами, выставленными во второсортных магазинах на Кингс-Роуд.

В общем, Форбс не воспринимал искусство своей бабки всерьез. Но Верона всерьез была озабочена: а что если Форбс будет так же смеяться над прелестными портретами Стефана или над любым другим настоящим произведением?

Форбс мало что мог рассказать о себе. Его дом в Кемберли стоял на окраине, но он не обращал на это внимания. Форбс был слишком занят, чтобы переезжать с места на место. Он, казалось, с нежностью относился к матери и сестре, но говорил о них, как о любом другом человеке или предмете… Косвенно. Они являлись естественной частью его существования. Верона находила странными и новыми слова Форбса, поскольку привыкла к экспрессии, к силе чувств, принятых среди ее окружения. Стефан, например, очень беспокоился о своей матери и едва не сошел с ума, когда она умерла от рака вскоре после его встречи с Вороной. И антипатию к некоторым людям и вещам он испытывал такую же страстную.

Еще до конца первого вечера с Форбсом Верона начала чувствовать, что было бы интересно выяснить, способен ли он на какие-нибудь глубокие эмоции?

Когда они расстались. Форбс назначил дату новой встречи и напомнил о картине с автографом.

Верона потом много думала о нем, а ее кузина позвонила на следующий день и сказала ей, что она нанесла майору Джеффертону «страшный удар». Все считали его убежденным холостяком, а он сказал всем после ухода Вероны, что она «послала его в нокдаун».

Такое выражение показалось Вероне очень забавным, и она не могла удержаться от смеха. Весь следующий день прошел под приятным впечатлением встречи с Форбсом.

Но оказавшись снова в Академии Художеств среди своих друзей, прослушав со Стефаном замечательную лекцию о работах Леонардо Да Винчи, посидев в мастерской, разглядывая Блокнот Леонардо, являвшийся главным сокровищем Стефана, Верона испытала новую метаморфозу. Она почти смутилась из-за удовольствия от общения с Форбсом Джеффсргоном и от их пустой болтовни в течение вечера. Ее настоящей жизнью была вот эта – жизнь в искусстве. Стефан являлся настоящей личностью. Ворона волновалась, слушая его голос, громко звучавший на утренней лекции, объяснявший ей детали, когда они просматривали Блокнот.

Форбс пробуждал в ней лишь жизнь сердца, а Стефан, в основном, воздействовал на ее интеллект. Ей казалось, что она больше не хочет видеть Форбса.

Но Верона снова увидела его. Он решил развить успех первой встречи и стал вполне сознательно преследовать ее.

Верона рассказала Стефану, как Форбс звонил ей и присылал телеграммы, пока она снова не ответила ему и позволила себе пойти куда-нибудь с ним, причем не один раз, а несколько, в компании и наедине. И как, в конце концов, Форбс убедил ее выбрать и подарить ему одну из картин… Скромный пейзаж, нарисованный ею, пока Стефан осматривал Ченстонбери-Ринг в Сассексе. Они провели весь летний день с близнецами, Ноэль и Эвелин, у матери которых был коттедж в Палборо.

Голос все еще брившегося Стефана прервал ее рассказ.

– Я помню тот день. Я всегда говорил, что это одна из твоих лучших работ, Верона. Хотел бы я знать, что думает о ней этот галантный майор.