Вайолет Уинспир - Дом незнакомцев

— Ты, разумеется, чертовски права, — прорычал он, — но меня это не особенно утешает.

Она обернулась на него и увидела, что уголки его рта искривились в мрачной усмешке.

— Наша любовь, — повторил он. — Это все равно что сказать — наш ребенок или наш дом, но у нас никогда не будет ребенка, и мы никогда не будем жить вместе в доме — мы оба это знаем.

В его лице появилась такая горечь, что Марни подбежала к нему и опустилась на колени, прижавшись к нему лицом. Он гладил ее волосы, пропуская сквозь тонкие чувствительные пальцы их мягкие кольца.

— Я не могу бросить Илену, — сказал он. — Не осмеливаюсь. Ты видела ее лицо сегодня вечером — и знаешь так же хорошо, как и я, что она способна что-нибудь сделать с собой без малейшего колебания.

Марни знала, что он думает о Наде, и задрожала, обнимая его колени.

— Ты не был бы собой, Пол, и я не любила бы тебя так, как люблю, если бы ты был способен отвернуться от человека в беде, — прошептала она. — И я ухожу, чтобы тебе было хоть немного легче.

Она почувствовала, как его рука, гладившая, ее волосы, окаменела.

— Я должна уехать, Пол, — настаивала она, — ради нашего блага и блага Илены.

— Конечно, это единственный выход, — наконец трезво согласился он. Потом с внезапной страстью снова обнял ее, и на мгновение она позволила себе ощутить небесное блаженство снова оказаться в его объятиях. Она снова почувствовала его губы на своих ресницах, потом они коснулись кончика ее носа, потом ее охватила сладкая беспомощность, она издала тихий стон, когда его упругие, требовательные губы ждали от нее окончательного ответа. В его поцелуе была любовь, дикарская мощь и безнадежность, и Марни отвечала ему, прежде чем возвратиться в бунгало и оставить его.

После подъема температуры в воскресную ночь состояние Джинджера не ухудшилось. Марни, однако, по-прежнему тревожилась из-за него. Он предчувствовал ее неминуемый отъезд, и несколько дней она откладывала его из-за ребенка.

Она и Пол работали, старательно избегая любых интимных разговоров, уклоняясь от случайных прикосновений, приходя к мысли, что любовь невыносима, когда ее нельзя выразить.

В субботу днем отношения между ними достигли кульминации. Марни выходила из комнаты Джинджера, потихоньку посмеиваясь, потому что мальчик хотел знать, почему всегда отражается в ложке вверх ногами, и в коридоре сразу столкнулась с Полом.

Неприкрытое желание сверкнуло в его глазах серебром, когда на мгновение они коснулись друг друга. Потом они отошли в сторону, напряженные, словно звери в клетке.

— Джинджер чувствует себя куда лучше, — дрожащим голосом сказала она.

Он знал, что она хочет этим сказать, и у него перехватило дыхание.

— Лучше бы мне умереть, чем покинуть тебя, Пол, — прошептала она.

— Куда ты поедешь, Марни? Домой в Норфолк?

— Нет, не думаю, что мне хочется домой.

— Но, милая, — в его глазах появилось мгновенное беспокойство, — я принимал как данность, что ты поедешь домой.

— Может быть, я найду другую работу, Пол. Или, может быть, поступлю в Лондонскую школу музыки и сниму квартиру. Ты знаешь, я кое-что получаю от тех денег, что оставила мне мать. Я… я не завишу от зарплаты.

— Я не могу перенести даже мысли, что ты будешь совсем одна. — Его глаза жадно смотрели на ее бледное юное личико. — О боже, я готов все бросить и просто уехать с тобой. Почему мы должны приносить себя в жертву?

— Потому что я дорожу твоей честью, мой дорогой, — ответила она. — И потому что твоя работа очень важна для тебя и я никогда бы не попросила тебя ее бросить. Ты боролся за то, чтобы твоя клиника превратилась в место, действительно приносящее людям пользу, и, как бы сильно я ни любила и ни нуждалась в тебе, это все равно должно быть на втором месте по сравнению с нуждами людей, которые приходят к тебе, чтобы получить облегчение от боли…

Она замолчала, потому что из-за угла появился Алек Гордон, торопливо направлявшийся к ним.

— А, я искал вас, мистер Стиллмен.

Он остановился, чтобы обменяться с Полом несколькими словами по поводу пациента, и Марни быстро обратила внимание на краткость ответов Пола, на то усилие, которое он делал над собой, чтобы внимательно слушать своего ассистента.

— Вы не могли бы пойти сейчас со мной и взглянуть на мистера Холройда? — уговаривал его Алек. — Я беспокоюсь за старикана, вот в чем дело.

— Не сейчас… попозже.

Пол смотрел на Марни. Она видела, как в его глазах разгорается голод, желание быть с ней исключало все остальное, даже его обязанность перед пациентами, и поняла — в это мгновение он был полностью в ее руках, как кусок глины, из которого она может что-то слепить или разрушить.